Срок

Возвращаясь домой, я вспомнила слова, которые ребенок, воспитанный в любви, сказал матери, которую безмерно обожал. «Я не хочу, чтобы в тебя стреляли». Как и дети в школе, где Филандо Кастилия работал в столовой, эта девочка любила его, и она любила мать. Его убили на ее глазах, и не убийца, а ее мать сидела в наручниках на заднем сиденье патрульной машины. Я вспомнила и о Закари Беархилсе, возможно, шизофренике, которого семь раз ударили электрошокером и тащили за хвост. Лицо Джамара Кларка. И… о нет, вот оно. Изображение большого плюшевого мишки мальчика по имени Джейсон Перо, четырнадцати лет, из резервации Бад-Ривер, населенной народом оджибве, у которого был эмоциональный кризис и который сам вызвал полицию. Помощник шерифа Брок Мрдженойх застрелил его. Пол Кастауэй… Индеец за индейцем, чернокожий за чернокожим, смуглый за смуглым. И другие, белые, мужчины, женщины, расстрелянные за то, что не принимали лекарств, или бежали в черном, или у них не горел задний фонарь, или они просто по ошибке постучали по лобовому стеклу. Переход улицы, коробка сигарилл. Я вспомнила о Чарльзе Одиноком Орле и Джоне Боуни, которых полицейские Шумер и Ларди швырнули в багажник патрульной машины и бросили в службе экстренной медицинской помощи местной клиники. Вы редко слышите об убитых полицией коренных жителях, хотя их число ничуть не меньше чернокожих. Просто дело зачастую происходит в отдаленных резервациях, а полицейские там не носят с собой видеокамер. Так что я была благодарна, какой бы ужасной ни была правда, свидетелям с камерами.

Чрезмерная осторожность

Профессор

Это был дивный час передышки от изнуряющей жары. Подул прохладный ветер, время от времени сбивающий с яблонь крошечные зеленые яблоки. Национальная гвардия ушла, и люди, бежавшие от пандемии и восстания, разбивали лагеря или искали другого убежища. По дороге сюда мы миновали десятки скоплений палаток. И все-таки город был прохладным и зеленым. Теперь мы сидели на крошечном заднем дворе Асемы. У нас с Поллуксом были старые синие металлические стулья. Асема устроилась в мягком алюминиевом садовом кресле с красной пластиковой обивкой. Когда солнце стало клониться к западу, продолговатые листья робинии затанцевали и засветились в его лучах. В запущенном саду под зонтиками листьев сверкали желтые цветы тыквы. Толстобрюхие шмели и легкие стрекозы кружили возле темно-алых цветов монарды. Любопытный птенец колибри замер в воздухе прямо перед моим лицом.

Я затаила дыхание. Он словно прощался со мной. Птенец колибри исчез, и я закрыла глаза, чтобы запечатлеть в сознании его переливчатый окрас.

– Прощай, маленький бог.

Асема налила в стаканы холодной воды, приправленной стеблями мяты и нарезанными лимонами. Она была осторожна – за ручку кувшина взялась бумажным полотенцем. Она заверила нас, что стаканы на подносе были только что вымыты в горячей воде. Мы протянули руки, взялись за донышки стаканов и поднесли их к губам.

– Колибри помнит каждый цветок, из которого она когда-либо пила, – заметила Асема.

– А я помню каждый бокал пива, который я когда-либо выпил с тобой, – обратился ко мне Поллукс.

Я не ответила. Мы пытались вернуться к легкой, прозрачной любви, но каждый раз, когда мы сближались, я подмешивала в нее грязь. Я устала все портить.

– Хороший закат, – произнес Поллукс.

Он согнул одну ногу и положил ее на другую. Эта поза означала, что он смущен и стесняется нашей компании. Но моя интересующаяся историей коллега из книжного магазина пригласила нас не просто так. Она пыталась вернуться к обычной жизни и начала снова работать над диссертацией. Асема хотела поговорить со мной о книге – о той, которую я похоронила. Книга, о которой я ей рассказала, убила Флору и чуть не убила меня. Я не хотела приходить сюда. Жара спала, и вечер был таким прекрасным, таким благословенным. Я не хотела иметь дело ни с одним слогом из этой книги. Но хозяйка подкупила нас кастрюлькой ранней сладкой кукурузы.

– Итак, – приступила она к делу, после того как наши бумажные тарелки были отставлены в сторону, заваленные обглоданными початками, – поговорим о книге.

– О, пожалуйста, – взмолилась я. – Это книга злого рока. Давай просто забудем о ней. Зачем возвращаться к неприятной теме?

– Потому что у меня, вероятно, есть ответы на некоторые вопросы.

– Асема, мии го маану, ради бога, просто забей на это.

– Туки, это всего лишь книга.

– Она убила Флору и чуть не погубила меня.

Я спиной почувствовала, как Поллукс ерзает, закатывая глаза. И как хмуро смотрит вдаль.

– Я имею в виду, Флору-ибан, – поправила я себя.

– Где сейчас книга? Прочитаю ее и проверю, умру ли я, – не унималась Асема.

– У меня нет этой чертовой книги! Я ее похоронила.

– О да. Похоронила.

Асема вытянула руки и наклонилась вперед на шатком стуле.

– Ты сказала мне, что похоронила собаку. Я знала, что это неправда. Ты не любишь собак настолько, чтобы выкопать яму для одной из них.