Ужасающие, но завораживающие съемки, сделанные с разных ракурсов, воспроизводились снова и снова. Изображения повторялись, однако новостные каналы загружали все новые и новые видео от очевидцев. На одном из них гибкий молодой человек в золотой футболке и черной маске запрыгнул на кабину и ухватился за дворники, пытаясь остановить грузовик. Он был таким легким, акробатичным и приземлился, как кузнечик.
– Смотрите, – прошептала Хетта. – Это Лоран. Уверена, это он.
Мы просматривали видео снова и снова, пока в конце концов мне тоже не показалось, что прыгающий человек с длинными, похожими на ноги насекомого конечностями, мог быть только Лораном.
– Что происходит с этим парнем?
– Он случайно встретился с Грюном и Асемой, – произнесла Хетта бесцветным от усталости голосом. – Он не оставит борьбу. Он становится неукротимым. Он никогда не сдастся. Он, наверное, пробыл там всю ночь.
32 мая
Города кипели от эмоций. Они передавались маленьким поселкам, окружным центрам, другим мегаполисам по всему миру. Теперь каждое утро Поллукс выходил на улицу с дворницкой метлой, совком и ведром, чтобы убирать битое стекло. Это казалось епитимьей. А еще благим делом. После уборки он шел выкурить трубку на церемонии, которая, как он клялся, соответствовала всем правилам антиковидной безопасности. Мы дневали и ночевали в книжном магазине. Все, кто не вышел на улицы, хотели прочитать о том, почему все остальные на них оказались. Продолжали поступать заказы на книги о полиции, о расизме, об истории межнациональных отношений, о тюремном заключении. Пенстемон падала с ног от усталости. Заказы громоздились на книжном столе.
– Должно быть, хорошее дело?
– Что хорошее дело? То, что мы снабжаем людей информацией?
– Такова наша миссия, – вздохнула Пенстемон.
– О боже, опять телефонный звонок. Я отвечу. А ты продолжай упаковывать книги.
Весь день над головой носились вертолеты полиции, «Скорой помощи», новостных агентств и частной охраны, прерывая мысли. Время от времени мимо нашего магазина пролетал какой-нибудь пикап, и я мельком видела на нем Гадсденовский флаг[139]. Бульвары вокруг нас все еще были перекрыты, чтобы люди могли гулять у озер, соблюдая безопасную дистанцию, и эти пикапы продолжали блуждать в лабиринте прилегающих улиц, жужжа, словно шершни. По всему городу на досках, которыми были заколочены окна, появлялось все больше произведений искусства, и теперь группа принадлежащих к национальным меньшинствам художников планировала собрать их все в одном месте. Хетта и Джарвис пришли ко мне на работу. Я была рада, что дневной свет проникает в наши окна. Хорошо, что мы их не заколотили. В любом случае как бы нам вообще удалось купить фанеру в этом городе?
Работая, я прислушивалась к Джарвису и Хетте. Никогда еще я не слышала такого музыкального смеха, похожего на звук колокольчиков, но в то же время чувствовала, будто мое сердце треснуло, как лобовое стекло, и крошечная трещина медленно побежала по нему. Я должна была что-то сделать. «Надо его отремонтировать», – подумала я. Но трещина становилась все глубже. Казалось, трескается все: окна, лобовые стекла, сердца, легкие, черепа. Мы можем быть городом синих прогрессистов-борцов в море красных[140], но еще мы город исторически изолированных районов и застарелой ненависти, которая умирает с трудом или оставляет осадок, невидимый для состоятельных и богатых, но удушающе очевидный для бедных и эксплуатируемых. Ничего хорошего из этого не выйдет, по крайней мере, так думала я.
Круги
34 мая
Еще одно ясное, жаркое утро. Асема разослала всем сообщение: индейские бабушки призывают всех нас воспользоваться священным табаком и спеть исцеляющие песни. Сегодня индианки, исполняющие танец звенящего платья[141], соберутся у мемориала Джорджа Флойда.
– А ну, доставай свое платье, – заявила Хетта.
– Как ты о нем узнала?
– Папа рассказал, что смастерил для тебя такое.
– Тогда я была в лучшей форме, – солгала я. – Сейчас не влезу. Может, ты наденешь его, а я пойду с тобой?
– Позволишь надеть твое платье?
– Конечно, а почему бы и нет? Это супернародное платье, какое носили в старину. Это не блестки и пайетки, какие теперь носят девушки.
– Я не умею танцевать, но могла бы научиться.
– Кто у нас танцовщица, так это Асема.
– Конечно, иначе и быть не могло, – вздохнула Хетта.