Срок

Он взял экземпляр «Пармской обители», подержал его, словно взвешивая, и наконец сказал, что никогда не читал эту книгу. Я обратила его внимание на то, что перевод сделан Ричардом Ховардом[135], и протянула ему коробку, в которую собрала все, что могло ему понравиться. Нарушив правило Роланда Уоринга не читать научной литературы, я добавила в нее «Белую ярость»[136], которую он осторожно пролистал.

– Возьмите садовый стул и сядьте, – предложил он. – Я сбрызну перчатки спиртом и налью вам стакан холодного чая со льдом.

– Было бы неплохо, – отозвалась я.

– Послушай, Гэри, – обратился он к собаке, – с этой книжной леди все в порядке. Расслабься. Оставайся здесь и познакомься с ней, пока я готовлю чай.

Собака была среднего размера, из тех, которые в фильмах пасут овец. Она отличалась от других собак, с которыми я сталкивалась. Она не укусила меня и, казалось, совсем не испытывала ко мне неприязни. Гэри наблюдала за мной с отстраненным интересом. Я решила поговорить с ней так, как это делал Роланд.

– Гэри, я сейчас поднимусь на крыльцо, – предупредила я.

Я принесла с крыльца пару сложенных садовых стульев и поставила их на траву. Собака стояла неподвижно. Когда Роланд вышел с чаем, я взяла у него стакан, и мы сели вместе.

– Ну, как идут дела в магазине? – спросил он.

Он не только никогда не обращался ко мне иначе как за помощью в поисках книги, но никогда не заводил разговора за пределами книжного магазина или разговор не о книгах.

– Нас преследует призрак, – ответила я ему.

Петарды и мелкие самодельные ракеты взрывались в нескольких кварталах отсюда. Время от времени в воздухе стрекотал вертолет. Ночью я почти не спала. Глаза горели, мысли путались. Я была в тяжелом состоянии, но и Роланд тоже. Действие ибупрофена прошло, и боль снова начала сдавливать голову.

– Призрак? – переспросил он. – Весь этот чертов город населен призраками.

– Нет, я в буквальном смысле. В магазине завелся призрак.

– Я тоже говорю не фигурально. Когда я окидываю взглядом город, я вижу линии, линии, линии. Красные линии. Синие линии. Зеленые линии. Красные, позволяющие сохранять белые кварталы белыми. Синие…

– Знаю. Я замужем за бывшим полицейским.

– Это, должно быть, сейчас непросто.

– Да, нелегко.

– Адская штука.

Мы кивнули и, нахмурившись, уставились в свои стаканы с чаем. Покрутили в них кубики льда.

– Так что же будет дальше? – спросила я.

– Позвольте проконсультироваться с хрустальным шаром. – Роланд поднял воображаемую магическую сферу и заглянул в ее глубины. – Шар говорит, что такого будет еще много, везде и в течение долгого времени. Это лишь еще одно начало. Такое я видел много раз.

– Верю.

Казалось, Роланд продолжит, но он только сказал:

– В такие времена, как сейчас, люди все равно становятся более человечными. В основном это хорошо.

Я спросила, сколько с ним живет Гэри.

– Шесть лет. Она была бездомной, бродила по всему кварталу, люди ее подкармливали. Наконец она выбрала меня. Странное дело, но она выглядит точь-в-точь как та собака, которая была у меня в детстве. Вот почему я называю ее Гэри. У нее не хватает кусочка уха, видите? – Роланд осторожно показал мне на шрам. – Совсем как у прежней Гэри.

Гэри прищурилась и завиляла хвостом от удовольствия, когда Роланд почесал ее за ушами. Она, казалось, улыбалась мне, словно хорошо меня знала.

– Знаете что? – сказал Роланд. – На самом деле я не был прокурором. Я просто поиздевался над вами.

– И продолжаете издеваться?

Он рассмеялся. Я посмотрела на Гэри.

– Ты первая собака, которая мне улыбнулась, – сказала я и протянула ей руку, но тут же отдернула. Меня слишком много раз обманывали фальшивые улыбки, за которыми скрывались острые зубы.

Дом

Роланд обитал неподалеку от дома, в котором снимали жилье мы с мамой, когда постоянно «мотались» между резервацией и городом. Дом все еще стоял на прежнем месте. Он всегда стоял там. Серое, обшитое вагонкой строение с шестью крошечными квартирками. Дешевая аренда, доступное жилье. На одном окне прибито шерстяное одеяло, на месте разбитого чердачного окна – картон, из пары окон верхнего этажа торчит пара кондиционеров. Я припарковалась в переулке, желая посмотреть, что происходит с моим старым окном. Моей комнатушкой на втором этаже служил чулан. Но на потолке имелся стеклянный квадрат с ромбовидными вставками. Окно даже открывалось. По ночам я слышала, как город дышит вокруг меня, вдыхая и выдыхая, как будто мы жили в гигантском животном. В этой комнате я путешествовала. Делала домашние задания. Вырабатывала свою отличительную черту – кружки вместо точек. Я проскальзывала внутрь и закрывала дверь, чтобы избавиться от присутствия мамы и ее друзей. Комнату освещала висячая лампочка, как в исповедальне. У меня были две полки, крошечный столик и табурет, тюфяк на полу. А еще подушка и одеяло. У меня было все, что нужно.