Срок

Мне всегда любопытно побольше узнать об этих творениях самодеятельных авторов. Встречаются личные воспоминания, которые описывают жизнь в малоизвестные времена и в далеких местах. Многие книги рассказывают о потерях – жестоких, бесконечных, непостижимых. В других говорится о слабостях, связанных с любимыми комнатными растениями. Третьи, вероятно, повествуют о людях, занимающихся сексом в синих резиновых перчатках для мытья посуды. Есть истории о чудесных домашних лекарствах, о которых упорно молчат крупные фармацевтические компании. И похоже, у каждого человека внутри сокрыт сборник стихов. В коробке я нахожу несколько книг с фиолетовыми цветами на серых, лавандовых и молочно-белых обложках. Любопытно, что в их названиях цветов нет. Книги типа «Девушка та» или «Девушка эта» все еще популярны. Несколько лет назад «Чья-то жена» или «Дочь», были в числе лидеров. Нынешний год стал годом костей. «Кости-кости», «КостиКостиКости», «Кость от кости, плоть от плоти», «Блюз Костей», «Серебряные Кости», «Выплюнуть кости» и «Счастливые Кости». Последнюю книгу я решила прочесть. Есть пара романов о криптидах[70]. «Нежная сасквоч», – любовный роман о «грубых встречах», который заканчивается, как сказано на обложке, «изумлением и надеждой». Я отложила книгу для Поллукса. Мемуары о работе в Миннесотском департаменте природных ресурсов, а также о сове в Центре хищников университета Миннесоты я приберегаю для себя. Есть книга, написанная на вымышленном языке, текст на котором выглядит как следы морских птиц. Она осталась у меня с прошлого лета.

Автор, жилистый молодой человек с бдительными темными глазами и густой копной волос цвета жженой пшеницы просматривал книги на полках. Когда другие покупатели ушли, он достал из рюкзака несколько экземпляров собственных книг и предложил отдать их нам, с тем чтобы вырученные за их продажу деньги поступили на счет магазина. Я терпеть не могу отказывать таким людям. Он был одним из тех парней, которые бродят по озерам с пушистым небритым подбородком, в мягких сандалиях, в одежде из комиссионного магазина, прекрасные, невинные души. Книга была ручной работы, обложка насыщенного ржаво-красного цвета, прошитая сухожилиями. Текст был неразборчив. Автор рассказал мне, что с детства изучал слова и грамматические структуры открытого им мертвого языка.

– Подождите, – удивилась я. – Вы хотите сказать, что в детстве открыли для себя мертвый язык?

Он кивнул, и копна волос упала на глаза.

– Что это за язык, как и где вы с ним познакомились?

Парень отмахнулся от моих вопросов, нахмурился и принялся рассказывать о самом языке. По его словам, в нем прекрасная орфография, но нет определенных артиклей, а также ни настоящего, ни прошедшего времени. Глаголы нужно откашливать или выпевать с разной высотой голоса. Есть огромное количество существительных, которые полностью меняются в зависимости от того, является объект видимым, частично видимым или полностью невидимым.

– Это язык, который действительно заставляет вас думать, – заключил он.

– Держу пари.

Текст в книге занимал сравнительно небольшую часть страницы и был разбит на изящные абзацы, ограниченные широкими полями, так что можно было заметить превосходную текстуру бумаги.

– Это прекрасная поэма, – заметила я.

– Это проза, – робко произнес он.

Он добавил, что его работу можно рассматривать как семейные мемуары. Увы, к ней не прилагалось ни ключа, позволяющего вникнуть в язык, ни словаря, ни инструкций относительно чтения. И все же молодой человек полагал, что книгу будет нетрудно расшифровать, даже если эти письмена будут найдены через несколько тысяч лет.

– В конце концов, я же это сделал, – улыбнулся он.

Он рассказал мне, что текст приходил к нему строка за строкой, пока он лежал в гамаке. Возможно, я действительно видела его, покачивающегося в парке среди рощицы диких яблонь, идеально подходящих для гамаков. Я даже испытала приступ материнского чувства. Мне почти захотелось забрать этого большого ребенка домой и позволить Поллуксу приготовить для него что-нибудь вкусное. Он вышел из магазина. Но перед этим успел подсунуть свою книгу на наши полки, и теперь я была очень рада, что она у меня есть. Я открыла ее и как раз пыталась найти какую-нибудь закономерность в потоке следов птиц, когда Поллукс вернулся домой. Он скинул гигантские кроссовки у двери и подошел к уютному месту, где устроилась я. Он сел рядом:

– Что это такое? Какой странный текст.

– Это древний потаватоми. Ты что, не читаешь на своем родном языке?[71]

– Ты говоришь, как самодовольная задница.

– Забавно, что ты это сказал. На самом деле эта книга – гвоздь сезона. Знаешь ли ты, что роман «Пятьдесят оттенков серого» на самом деле был впервые написан клинописью? Что его текст был обнаружен на древних глиняных табличках?

– Постой. Ты читаешь книгу, держа ее вверх ногами.