Читаем Средневековье в юбке. Женщины эпохи Средневековья: стереотипы и факты полностью

Думаю, многие зададут закономерный вопрос, почему я не упомянула проституток. О них вообще стоит говорить отдельно. Но есть и другая причина — они попадались на этом гораздо реже, чем несчастные соблазненные или принужденные к сексу служанки. Проститутки знали, к кому обращаться, на «дне» общества такие ситуации обычно были достаточно хорошо отработаны. Так что они либо успешно избавлялись от плода, либо умирали, но и то и другое проходило тихо и незаметно. Приличные же девушки, не связанные с криминальным миром, чаще всего попадались именно потому, что не знали, к кому обращаться, шли к врачам, аптекарям, пробовали что-то сделать самостоятельно, и в результате либо об этом кто-то доносил властям, опасаясь обвинения в соучастии, либо их попытки становились известны соседям и, соответственно, тоже доходили до властей.

<p>Детоубийство</p>

Единственным реальным способом избавиться от нежеланного ребенка, не рискуя в процессе погибнуть самой, было детоубийство. Еще один достаточно расхожий миф о Средневековье утверждает, что это было обычной практикой и что младенцев убивали якобы не только незамужние женщины, спасающие свою репутацию, но и семьи, которые не могли прокормить лишний рот.

Доказательств у этого утверждения нет, кроме ссылок на некоторые раннесредневековые обычаи и обряды отказа от ребенка. Но при внимательном изучении становится ясно, что и в этих случаях речь шла не об убийстве младенца, а о добровольной передаче его в другую семью в качестве раба. Подобная практика существовала еще в античные времена и была совершенно легальной, но широкого распространения никогда не получала, в основном в силу того, о чем я уже писала выше, — детская смертность была высокой, поэтому «лишними» дети бывали довольно редко. А вот рабочих рук всегда не хватало, особенно в сельской местности.

С приходом христианства тем более ни о каком лояльном отношении к детоубийству, конечно, не могло идти и речи. Кстати, интересно, что именно это преступление — убийство собственного ребенка — чаще всего разбиралось в церковном суде, возможно, потому что опасность для общественного порядка таких преступниц была невелика, и важнее было добиться не наказания их, а максимального общественного осуждения. Поэтому им обычно назначались (как часть приговора) публичные покаяния, участие в церковных процессиях с атрибутами своего преступления и прочие позорные наказания.

Церковь же следила и за тем, чтобы дети не погибали случайно, а также чтобы детоубийство не маскировалось под случайную смерть. Например, в Англии XIII века был церковный запрет класть младенцев с собой в постель, потому что там существует риск задушить их во сне. Нарушение этого запрета каралось отлучением, то есть убийца в любом случае рисковала получить крайне строгое наказание, даже если злой умысел не будет доказан.

А вот в случае участия в детоубийстве мужчины дело, по-видимому, чаще всего переходило в светскую юрисдикцию. В той же Англии если женщине удавалось доказать, что она убила ребенка по приказу мужчины (мужа, любовника, отца, брата — учитывая юридическую недееспособность женщины, она действительно могла ссылаться на свое подчиненное положение), он становился ее сообщником и нес ответственность по всей строгости закона.

Впрочем, изучение судебных архивов показывает, что детоубийство было крайне редким преступлением. В бюрократической Англии на радость историкам сохранились полные архивы некоторых графств за несколько веков. И количество дел о детоубийстве в них ничтожно малое — одно на несколько тысяч. Понятно, что не все случаи доходили до суда, и в условиях высокой детской смертности было проще замаскировать убийство под случайность, но надо понимать и то, что жалобу в суд мог подать любой посторонний человек. На смерть ребенка в благополучной семье никто не обратил бы особого внимания, посочувствовали бы и все, Бог дал, Бог взял, а вот неожиданная смерть незаконнорожденного, несомненно, сразу вызывала подозрения у соседей, священника и местных властей. Поэтому малое количество судебных дел действительно свидетельствует о редкости подобного преступления (даже с учетом того, что в статистику не попадали подобные случаи в криминально-маргинальных кругах, где умели их скрывать).

В Англии количество детоубийств резко выросло во второй половине XVI века, с увеличением численности населения и приходом протестантской морали, и с тех пор неуклонно росло вплоть до XX века. Одинокой женщине стало сложнее прокормить ребенка, а мягкое средневековое отношение к незаконнорожденным и их матерям сменилось на ханжеское неприятие и осуждение. К тому же в XVI веке появилась фактически презумпция виновности — поскольку проще всего было задушить младенца сразу после рождения и выдать его за мертворожденного, теперь женщина, родившая незаконнорожденного ребенка, обязана была предоставить доказательства того, что он родился уже мертвым.

<p>Работающие женщины</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология