Среди гор

Заманбек едва успел выскочить из подвала, как из-за поворота донесся голос Шарше, как обычно, крикливый и злобный:

— Езжай вперед, не останавливайся! Ты снова будешь теперь у своего бога — Саадата! С давних пор ты поклонялся ему, а теперь делать тебе будет нечего, лижи своим языком байские пятки!

— А ты не насмехайся, сволочь голодраная!

— Правильно! Я — сволочь голодраная, и я этим горжусь. А таких, как ты — байских прихвостней, — буду под зад пинать и — в подвал!

— Самодур ты проклятый, да чем это я отличаюсь от тебя? Ты ходил в батраках — и я ходил… Ты бедняк — и я бедняк!

Шарше угрожающе замахнулся камчой:

— Замолчи! Ты забыл, что ты превратился в байского блюдолиза!

— Попробуй только тронь!

— Трону, и еще как трону! Хоть ты и бедняк, а душа у тебя черная… Таких саботажников, как ты, только в подвале и гноить! Слезай с лошади!

— Не слезу! Не я саботажник, а ты!

— Кто-о?! — Шарше наотмашь стегнул камчой по голове Курмана.

— Прочь руки!

— Ты когда перестанешь повторять байские сплетни? Ух ты, змея с перебитой спиной!

— Кто змея? Какое имеешь право оскорблять?

— Батрачком тебе давал задание, чтобы ты вспахал гектар земли и засеял его своими семенами? Почему не выполнил приказа?

— А что батрачком ослеп, что ли, какой я вам кулак, чтобы давать мне твердое задание?

Шарше удивленно вытаращил глаза:

— Эй ты, смутьян! А ну, глянь на меня! Неужели ты считаешь себя бедняком? Ты забыл, кто устраивал драки между аилами, кто распространял байские слухи, кто клеветал на таких честных работников, как я? А ну, хватит, слезай с лошади! В подвале теперь твое место!

Курман, возмущенный и растерянный, не знал, что ответить, а Шарше наседал, не давая ему опомниться:

— Я кому говорю, слезай, подлый саботажник! Слезай с коня! — Однако сам Шарше не вполне был уверен в законности своих действий, поэтому он счел нужным предупредить: — Слезай и заходи в подвал. А там будет разбираться начальство. Как оно решит, я за это не отвечаю! Мое дело посадить, а там будешь разговаривать с ГПУ! Слезай с коня, и никаких разговоров!

Как ни разгневан, как ни возмущен был Курман, но все же пришлось ему подчиниться. Он слез с лошади и передал поводья Мурату, который все это время стоял, онемев от страха.

— Мурат, ты видишь, в какую беду я попал… Возьми лошадь и отведи моей жене. Пусть она завтра принесет передачу.

Шарше тоже слез с лошади. Подходя к Курману, он ехидно ухмыльнулся:

— Не сдохнешь с голоду… Шагай!

Когда Курман, согнувшись у низенькой двери подвала, вступил на порог, Шарше с разворота, так же как и в свое время Саадата, пнул его под зад, только пыль пошла с толстенного валенка.

— Иди! Не оборачивайся!

Все это произошло на глазах Мурата. Он побледнел, руки его мелко задрожали от страха. «Эх, так оно и есть, как говорили когда-то: всех подчистую, видать, погонят в холодные края, а то зачем бы Шарше ловил и сажал в подвал всякого, кого ему вздумается. Видать, он получил тайную бумагу сверху, поэтому так и ведет себя!»

Своими предположениями Мурат поделился с Батий, когда доставлял ей лошадь Курмана. Рассказал о своих сомнениях и соседям. «Да смотрите, никому об этом ни слова! — боязливо предупреждал он. — А не то мне не сносить головы: скажут, враждебную агитацию ведешь… Так вот, если Шарше не прекратит свои аресты, то и мы не малые дети, найдем себе дорогу…»

После таких разговоров люди еще больше мрачнели, а то, что было высказано Муратом, уже переходило из уст в уста, обрастая новыми страшными подробностями. В аиле откуда-то появились двое развязных джигитов из Верхнего аила. Раньше на них никто и внимания не обращал, это были разболтанные молодчики, которые только и делали, что шатались повсюду в надежде выпить за чей-нибудь счет бузы. Тогда, в памятную ночь жертвоприношения, они околачивались у очагов с мясом. Один из них был огромный черномазый детина, а другой — его дружок, который был очень доволен тем, что удалось наконец досыта попить шурпы и наесться мяса. Сегодня они ездили на хороших лошадях и оба были изрядно пьяны.

— О прах отцов, что нам бояться! — говорил черномазый. — В кулаки попадут те, у которых скот есть, а у нас его и не сыщешь!

— Конечно! — отвечал ему с довольным смехом второй. — А во вторую очередь попадут те, которые вышли из артели. Кулаков я тебе по именам назову: это Мурат — хозяин нового деревянного дома, это Омер — хозяин бурого мерина, это Соке, имеющий гнедого мерина, это Иманбай, собирающийся наравне с баями кочевать на джайлоо, а нас с тобой за что раскулачивать: ни двора, ни кола!

— Вот то-то! Нам нечего унывать. Пусть печалятся те, кому сидеть в шаршеновском подвале! Ха-ха-ха!

Такие разговоры они вели на улицах, и люди в ужасе шарахались от них.

— Камень вам в глотку! — проклинали они болтунов. — Чтоб вам на свою голову накликать беду!

— Эй, смутьяны, а ну, подальше идите, не дай бог вас слышать!

Но друзья и не думали униматься. Напротив, они дерзко посмеивались:

— Ой, аке, а мы тут при чем? Ха-ха-ха!

— Зачем ты нас ругаешь, аке? Ты лучше проклинай большевиков, которые выдумывают такие законы!