Спрут

Вдруг Магнусу послышалось, что кто-то назвал его имя. Оглянувшись, он увидел двух незнакомых ему мужчин, которые уединились в небольшой нише поблизости. По-видимому, придя в клуб без дам, они не очень-то интересовались происходящим. Магнус понял, что они его не заметили. Один из них держал в руках вечерний выпуск газеты и читал вслух какое-то сообщение, напечатанное там. В нем-то и упоминалось, очевидно, имя Магнуса. Он остановился и прислушался; Пресли, Хэррен и Сидерквист последовали его примеру. И все они сразу поняли в чем дело. Это был отчет о заседании суда и вынесенном им решении, которого так ждал Магнус — решении по иску железной дороги к Союзу фермеров. На минуту гости, толпившиеся в гостиной, затаили дыхание — из барабана тянули выигрышный билет, и в наступившей тишине Магнус и остальные отчетливо услышали:

«…а посему суд постановил, что право собственности на поименованные земли принадлежит истцу — Тихоокеанской и Юго-Западной железной дороге, тогда как ответчики права собственности на них не имеют, и владение ими этими землями сочтено незаконным. Таково решение суда, вынесенное им в пользу истца, иск которого должен быть удовлетворен, о чем принято соответствующее постановление».

Магнус даже побледнел. Хэррен выругался сквозь стиснутые зубы. От владевшего ими радостного возбуждения не осталось и следа. Чудесное видение — пшеница, продвигающаяся к новым рынкам, покорение стран Азии — обернулось издевательством. Их вернули на землю грубо, одним рывком. Между ними и прекрасным видением, между плодородной долиной Сан-Хоакин, щедро дарящей людям свои плоды, и миллионами голодающих азиатов протянулось бессердечное чудовище, сотворенное из чугуна и пара, ненасытное, неумолимое, огромное, чье чрево распирало от крови, высосанной из всего штата, а жадная пасть неутомимо перемалывала один урожай пшеницы за другим — пшеницы, которой можно было бы накормить всех умирающих от голода жителей азиатских стран.

Пока они стояли там, поглядывая друг на друга, в комнате громко захлопали в ладоши. Счастливый билет был вытянут, и Пресли, повернувшись, увидел, что миссис Сидерквист, не зная, как пробраться к мужу через разделяющую их толпу, энергично машет ему.

— Выиграла! Я выиграла! — кричала она. — Выигрыш…

Никем не замеченные, Магнус и Хэррен коротко попрощались с Сидерквистом и стали спускаться по мраморным ступеням к выходной двери. Хэррен обхватил отца за плечи.

Оркестр заиграл веселую мелодию. Все снова оживленно заговорили, и Сидерквист, прощаясь с Пресли, сначала посмотрел вслед удаляющимся фермерам, а затем окинул взглядом толпу нарядно одетых красивых женщин и элегантных молодых людей и сказал, указывая на них с печальной улыбкой:

— Нет, Пресли, это не город — не город, а Луна-парк какой-то!

II

Под Эстакадой, поднявшейся над тем местом, где Бродерсонов ручей пересекал железнодорожные пути и Верхнее шоссе, расстилалась низина, поросшая молодым серебристым ивняком. По берегам ручья там и сям попадались небольшие болотца, и Хилма Три иногда приходила сюда собирать на ужин кресс-салат.

Место было очень живописное, уединенное — настоящий оазис, утопавший в зеленой тени посреди бескрайного единообразия пшеничных полей. Ручей промыл глубокое русло в дне овражка, и, как бы ни было жарко на пышущих зноем, золотящихся под солнцем фермерских равнинных землях, здесь всегда стояла влажная, напоенная ароматами прохлада. Время от времени неумолчное журчание ручейка, прокладывавшего свой путь среди нагромождений валунов, нарушалось поездами, с грохотом проносившимися по мосту, грозно постукивая сотнями железных колес, оставляя за собой запах перегретого смазочного масла, едкий дым и клубы пара.

Однажды под вечер, весной того же года, Хилма возвращалась от Хувенов к себе в Кьен-Сабе по тропинке, которая, нырнув под эстакаду, вела прямо от Лос-Муэртос к дому Энникстера. Она пробыла полдня с Минной Хувен — та вывихнула ногу и ей волей-неволей приходилось сидеть дома. Решив собрать немного кресс-салата, Хилма спустилась под мост и пошла бережком по прибрежной гальке, к которой вплотную подступал лозняк. У основания одного из быков она нашла местечко, густо заросшее кресс-салатом, и, надергав пару пригоршней, промыла его в ручье и увязала в свой платок. Получился маленький округлый прохладный сверток, и Хилма, разгоряченная ходьбой, с наслаждением прикладывала этот влажный ком к щекам и шее.