Коротко хлопнула праща, тихонько свистнула пуля. Спустя несколько мгновений сквозь шум катящей воды реки донесся звук, который отныне преследовал Гаваля во снах и воспоминаниях, отравив жизнь до самого последнего дня. Мягкий шлепок с ноткой звонкого треска, какой бывает, если ударить по арбузу камешком, пробив корку. Кадфаль, бормоча «Господи, прости мне грехи тяжкие», добил раненых злодеев, разбивая палаческой дубиной черепа и ломая руки, воздетые в попытках защититься. Вопли и мольбы о пощаде скользили мимо ушей искупителя, будто речной поток по камням. Менестрель, который доселе мужественно крепился, при виде этого не выдержал и упал на четвереньки, в мучительных спазмах извергая скудный обед.
Бьярн положил меч на сухую землю, распустил многочисленные шнурки на гульфике и помочился на труп главаря бандитов. Поймав косой взгляд бретера, седой убийца пояснил, чуть смутившись:
— Старые привычки, чтоб их…
Раньян пожал плечами с легким осуждением, но развивать тему не стал. Гаваль продолжал стоять на четвереньках, извергая из глотки уже чистую желчь пополам с воздухом.
— Не безупречно. Но близко к тому, — одобрил бретер, глядя на покойников, зарезанных и заколотых лекаркой-фехтовальщицей.
Хель молча склонила голову, то ли согласившись с очевидным, то ли благодаря за науку боя, посредством которой она в одиночку перебила бОльшую часть злодеев. Лекарка-убийца по-прежнему казалась бледной и натянутой, как арбалетная струна.
Бьярн подошел к мужчине в колодках. Тот, втянув голову в плечи, напряженно следил за сумрачным убийцей, похоже, боялся говорить первым.
— Ну, а ты кто такой и что скажешь за себя? — спросил рыцарь, пробно взмахивая мечом над головой узника, будто собираясь побрить тому и без того коротко стриженую макушку. Надо сказать, мужчина в колодках, разумеется, впечатлился, однако не был испуган до потери здравого смысла. Узник при более внимательном и близком рассмотрении оказался молодым и довольно симпатичным блондином, лишние годы ему прибавляли щетина, синяки, грязь и настороженный вид. Горожанин выпрямился, насколько получилось, и с достоинством промолвил:
— Я зовусь Кондамин Шапюйи. Я племянник господина Коаду Шапюйи, правоведа, нанятого славным градом Дре-Фейхан.
— Не слышал про такой, — покачал головой Бьярн.
Кадфаль, методично, с крестьянской основательностью обиравший покойников, хотел было что-то вставить в диалог, но передумал. Наверное, решил, что бывший рыцарь лучше справится с переговорами. Раньян, вернувший саблю, придирчиво изучал клинок, проверяя, не случилось ли какого-нибудь изъяна, пока благородное оружие пребывало в недостойных руках. Артиго подвел оставшуюся в живых лошадь к коновязи, старательно привязав. Для остальных тоже нашлось занятие, например Марьядек отдал хоругвь Гавалю и спасал, как мог, пригоревшее кушанье в котле. Гамилла и Витора, не сговариваясь, занялись потрошением маленького склада фальшивых заставников и, судя по всему, представители разных сословий достигли совместных успехов.
— А город есть, — не смущаясь, ответил племянник некоего Шапюйи. На лице узника выступили капли пота, в остальном же бедняга сохранил присутствие духа.
— Освободи его, — проворчала Хель, закончив с мечом. — Натерпелся.
— Здравое предложение, позволю себе с оным согласиться, — поклонился, как мог, узник.
— Мечом ты машешь ловко, — буркнул рыцарь, повернув голову к Хель. — Умом господь тоже вроде как не обделил. А вот наблюдательностью не блещешь.
— Что? — фехтовальщица чуть сжала пальцы на рукояти меча, но скорее по уже сложившейся привычке отвечать на все необычное готовностью к схватке.
— Все-таки разбойничья жизнь хорошо учит… жизни, — Бьярн позволил себе чуть-чуть пофилософствовать, не смущаясь тавтологией. — Малонаблюдательные живут недолго и плохо.
— Поясни, — с вежливым холодком в голосе попросила женщина. Раньян подошел ближе, прислушиваясь.
— Он, — Бьярн коснулся мечом головы Шапюйи, тот вздрогнул. — Узнал его, — острие качнулось в сторону Артиго, закончившего вязать узел. — Сделал морду ящиком, но не сразу.
— Правда? — спросила Хель у колодочника, затем поморщилась, осознав, насколько глупо прозвучали ее слова.
Поздние, черт знает откуда взявшиеся мухи, начали кружиться над покойниками, зло жужжа. Гамилла оставила хозяйственные заботы на Витору, собрала самострелы убитых и занялась чем-то смахивающим на колдовство с шепотом и загадочными движениями. Артиго молча посмотрел на узнавшего юного императора горожанина. Глаза стоявшего мальчика и сидящего мужчины были на одном уровне и, судя по всему, колодочник не прочел в бледном лице Артиго ничего хорошего.
— Жаль, — просипел Бьярн, поднимая меч. — Не богоугодно и прискорбно. Но делать нечего.
— Погодите, любезные господа! — воскликнул Шапюйи, гремя колодкой и энергично шевеля пальцами. — Позвольте молвить пару слов, не больше!
— Помолиться? — уточнил Бьярн. — Это можно. Только недолго. Застоялись мы. Того и гляди, кто-нибудь еще нагрянет.