Спор о варягах

Советские археологи — А. В. Арциховский и его ученик Д. А. Авдусин — выступили с опроверженими, стремясь доказать, что варягов на территории Киевской Руси не было или почти не было, что русская дружина была в основном славянской (Арциховский 1939; [1966]; Авдусин 1949; 1953). А против концепции колонизации выступила филолог Е. А. Рыдзевская, ссылаясь на славянский характер Ладоги в УП-УШ вв. и данные топонимики (Рыдзевская 1934; 1945).

К скандинавским ученым, выступившим застрельщиками в новой дискуссии, присоединились многие историки Западной Европы и Северной Америки. В их писаниях апология норманнов зачастую отдает явственным душком антисоветской пропаганды. Дело в том, что отрицание творческих сил за русским народом, отрицание его способностей к самостоятельному государственному развитию, выраженное в конкретных примерах, назойливо выдвигается как «тонкий намек» на неправомерность, непрочность современного независимого существования советского государства и его высокого авторитета в мире. В древние времена не стало в стране порядка, как только попытались обойтись своими силами, без варягов, и теперь в стране стараются строить какой-то новый лад, не следуя примеру Запада; ясно, что не будет из этого толка. Не было в стране порядка, пока не догадались призвать варягов, — и теперь, как ни кинь, а без варягов не обойтись, придется в конце-концов идти на поклон к Европе...

Вероятно, именно поэтому «норманнская теория» оказалась особенно привлекательной для историков-белоэмигрантов и исследователей, эмигрировавших из России-СССР и стран народной демократии, — Вернадского, Васильева, Пашкевича, Таубе и др. (\/егпас15ку 1943; 1959; УазНеу 1946; ТаиЬе 1947; Ра$2к1е\ллс2 1954 [1963]).

В этой борьбе в пылу полемического увлечения те ученые, которые выступали от имени советской исторической науки, стали огульно отрицать все положения норманистов, не задумываясь над тем, какие из этих положений действительно противоречат марксистскому пониманию истории, а какие сами по себе не являются антимарксистскими или вообще порочными и, более того, неплохо доказаны фактами. Эти историки утратили ясное видение основной линиии, по которой идет борьба, забыв и о силе основного своего аргумента, который неотразимо действует на основной линии спора, хотя и не отвергает второстепенных, побочных аргументов противника.

Увлекшись борьбой против этих необязательных положений норманиз-ма, советские историки стали некритически повторять аргументацию старых антинорманистов, которая ведь также в основном далека и от марксизма и от современной методики и техники исследования.

Норманисты не преминули использовать эти промахи.

Смещение целей и засорение методов в исследованиях советских антинорманистов произвели замешательство среди марксистских историков. К тому же расстроились казавшиеся недавно прочными представления советских историков о конкретных истоках древнерусской государственности. Очень древние племена Северного Причерноморья, обладавшие высокой культурой и зачатками государственности, ныне уже не считаются несомненными прямыми предками восточных славян Киевской поры (Артамонов 1950; Куха-ренко 1955; Клейн 1955; Корзухина 1955; [также Щукин 1977]). Признание их предками восточных славян позволяло раньше рисовать наглядную картину многовекового непрерывного процесса подготовки и становления восточнославянской государственности. Теперь эта картина распалась. Конкретные внутренние истоки древнерусской государственности нужно искать заново. Но где искать? Вопрос о происхождении восточных славян еще не решен на новой методической базе [(Клейн 1966; Мачинский 1976; Щукин 1987; Лебедев 1987)].

В результате этого ослабления позиций антинорманизма группа польских историков-марксистов выступила в 1958 г. за принятие «норманнской теории», поскольку она, по их мнению, хорошо обоснована фактами и вполне укладывается в рамки марксистской исторической науки (ОсНтаПБИ 1958). В том же году собрание советских историков в Ленинграде пришло к выводу о необходимости пересмотреть прежние взгляды советской науки на варяжский вопрос, уточнить, какие положения по этому вопросу приемлемы для советской науки, какие неприемлемы, проверить фактические доказательства [здесь я хотел сослаться на отражение этого собрания в печати, но не нашел следов].

Вот почему спор все еще продолжается.

На примере истории этого спора можно видеть, что древние исторические сведения приобретают то или иное политическое звучание для потомков не сами по себе, а благодаря тому употреблению, которое из них делают историки в определенной политической обстановке.