Прокофий Коза тут же вызвал в избу стрельцов. Двоих отправил охранять дом Гаврилы. Двое должны были постоянно быть при Гавриле. Даже теперь, во Всегородней избе.
— Спасибо. — Гаврила поклонился собранию. — Хоть и не по праву мне этот почет, этот караул, а без него, видно, не обойтись. Особенно теперь… Слушайте, что я вам скажу, и решайте, как быть. Бедные меньшие люди стоят за город стеной, а ведь многие из них голодно живут… Ходил я по городу, смотрел. Детишки в бросовых кучах роются, еду ищут, как собачата бездомные. Не бывать этому в свободном городе во Пскове!.. У всех богатых посадских людей, у всех дворян сегодня же надо отобрать лишки и поделить между людьми многодетными, бедными, вдовам раздать и детям их.
Дворяне и посадские из богатых промолчали, а все остальные сказали:
— Так и будет!
— Давно пора! — воскликнул с порога Томила Слепой.
— Вернулись? — обрадовался Гаврила.
— Я — с победой! — выступил из-за спины Томилы Донат. — Отряды воеводы Татищева разбиты и отступили от Острова. Пленные дворяне во дворе.
— Вы ко времени пришли. Завтра идем на Хованского всем городом, — сказал Максим Яга.
Гаврила поднял свою больную руку, требуя тишины. Он обратился к дворянам:
— Я надеюсь, что вы не затаите на город обиды. У нас одна беда, и нам надо пережить ее вместе, делясь друг с другом последним. Завтра я жду дворянское ополчение в седле. Если вас не будет, то всем вам быть в тюрьме. Вы лишены будете не только избытков ваших, но и всего имущества и домов своих. Я сам поведу завтра войско на Снетную гору.
Донат был мрачен. Он ждал похвал за победу, а ее даже не заметили.
Подошел к Гавриле:
— Я выполнил твой наказ. Теперь позволь мне поединок с врагом моим Зюссом.
— Сегодня не позволю. — Гаврила обнял его. — Вот побьем завтра Хованского, тогда с Богом.
— Хорошо, — согласился Донат. — Я могу идти?
— Нет. Сейчас будем думать о завтрашней битве. — Увидел, что Ульян усаживается на лавке поудобнее, спросил его: — Ульян, а почему ты еще здесь?
— А где же мне быть? — удивился Ульян.
— Как — где? Возле острожка перед Власьевскими воротами.
— Иду! — Ульян встал. Подошел к Гавриле, замялся.
— Что у тебя?
— Дело одно! Отойдем в сторону.
Отошли. Ульян положил Гавриле незаметно от других в здоровую руку грамотку, полученную от Пани.
— Велено передать тайно, — сказал Ульян и быстро ушел.
Гаврила не удивился. Сегодня его разучили удивляться. Разжал ладонь. Грамотка была мала. Развернуть грамотку не успел. Стрельцы-телохранители подвели к нему Мирона.
— Вот, староста, к тебе рвется.
— Что случилось, Мирон? — спросил Гаврила.
— Да то и случилось. Убил я голубя. Вот он. — Вытащил мертвую птицу из сумки.
Гаврила спрятал грамотку в зепь, взял птицу. Так и есть. На ноге торбочка. И не пустая. Гаврила достал из нее клочок бумаги.
Старосту окружили все, кто остались во Всегородней избе решать судьбу завтрашнего сражения. Гаврила развернул голубиное письмо. Читать не стал, вспомнил о Мироне.
— За меткость твою, — сказал ему, — за большое радение в службе награждаю тебя, Мирон, саблей с дорогим камнем.
Такая сабля была в кладовой Всегородней избы. Ее отобрали у Собакина.
Счастливый возвращался Мирон к своей пушке на Гремячей башне, а Гаврила тем временем читал странную грамотку, добытую в небе. Неизвестный писал неизвестному: «Пришло два гусака, привели своих гусят да с ними сорок белых ворон горемычных».
— Вот тебе и на́! — крякнул Максим Яга. — Загадка.
— Два гусака, гусята, белые вороны, — задумчиво проговорил Томила. — Пожалуй, загадка не больно-то хитрая…
Его перебил Донат:
— Два гусака: это я и Томила. Гусята — мой отряд. Белые вороны горемычные — пленные дворяне, которых мы привели.
— Все как будто сходится, — согласился Гаврила.
А Донат вдруг покраснел как рак: он вспомнил клетку с голубями.
— Ты что розой рдеешь? — спросил его Гаврила.
— А это ему стыдно, что он старому человеку слова не дал сказать, — усмехнулся Томила Слепой. — Впрочем, я давно не видел его краснеющим. Мы ведь и на пленных катались, как фараоны египетские.
— О всех делах забыть! — приказал Гаврила. — Думайте об одном — как согнать Хованского со Снетной горы.
Пока знатные стрельцы раскидывали мозгами, Гаврила прочитал и вторую грамотку, которую получил от Ульяна.
Прочитал и глазам своим не поверил. Вскочил резво на ноги:
— Задержать Ульяна! Доставить его немедля к нам во Всегороднюю избу!
Все всполошились, но Гаврила приказал думать о предстоящей битве и на вопросы отвечать не пожелал.
Гонец вскоре вернулся один. Взмокший, красный.
— Ульян Фадеев бросил отряд, с которым ходил на приступ острожка, и бежал к Хованскому.
— Измена за одним столом с нами сидела, — горько сказал Гаврила и бросил на стол тайную грамотку. — Именем государя без всякой совести ищут новых предательств.
Томила Слепой взял Ульянов «подарочек», прочитал вслух. Сам государь просил старосту Всегородней псковской избы принести ему, государю, свою вину, уйти из города в полк к Хованскому, и за то Гавриле Демидову была обещана государева милость.
Гаврила вдруг весело засмеялся: