Спящие от печати

Её Иван умеет защитить себя, не нарываясь на рожон... Так заведено у русских степняков... Умеющий защитить себя, защитит Саню... Пусть подрастает Саня... И можно поспать ещё немного...

+ + +

Нюрочка добирается до постели, утыкается в подушку, не сняв душегрейки. Но в общем коридоре хлопает входная дверь, так, что сотрясаются ветхие стены. И тут же вспыхивает за стеной, в коридоре, новая перебранка.

− Что ты притащился, ни свет, ни заря? Не рассвело ещё! Перепугал до смерти...

Это на кого-то гневается Тарасевна, пробирающаяся к туалету во тьме, наощупь.

− Цыц, Сталинища, школьная ведьма! − отвечает ей мужской голос, хриплый с похмелья. − Не шуми. Справляй нужду тихо! Без брызг.

− Да я... Какая я тебе ведьма? Я бы даже директором школы стала, если бы в институт усовершенствования поехала! А ты кто?

− Стала бы она! − буйствует Нюрочкин свёкор в коридоре. − Я сам быстрей тебя директором твоей школы стал бы, ещё когда в первом классе учился... Тузика нашего директором назначь − и он справится, ты − нет... А Тузик − он и в физике больше твоего понимает.

− Покоя молодым не даёшь ни днём, ни ночью, носит тебя нелёгкая, дармоеда... Хоть бы о ребёнке подумал. Ещё скандалит, когда все спят. 

− Захлопнись! Не высовывайся. К своим иду, не к чужим. В кооператив «Тризна»! Додумались, устроили целый какой-то филиал на дому. Разве в такой обстановке нормальных детей растят?..

− Совсем стыд потерял… Пелёнку ружьём своим сдёрнул! А ну, подбери! Повесь на место!

− Ты уронила − ты и подберёшь! Пю-да-гог... Свисток твой где сторожевой? Вместо того, чтобы глупости изрекать, ходила бы ты и дома со свистком во рту, красота неземная... Не развернёшься в коридоре вашем. Тут пелёнки, там венки... И всё за моё ружьё цепляется, всё. Даже старухи...

− Эх! Был ты советский урядник, урядником и помрёшь.

− Да, вот! Сторожихой не стал! Как некоторые!.. Жалость какая… Захлопнись, сказал! А то двойку тебе поставлю. По дисциплине.

+ + +

С кривым своим ружьём за плечом свёкор что-то говорит про похмелье, отыскивает водку наощупь, постукивая дверцами стола.

− Голова же кругом идёт! − возмущается он во тьме. − Где ваш денатурат? Контузили меня вчера своим пойлом! Злодеи, а не дети... Вот! Ружьё вам принёс. Для самообороны! А то шляются разные тут, у вас, по коридору. Пю-да-гоги… Думал, сменяю его на ружьё Петра Савелича! У того ложе треснуло, а ствол прямой. Так ложе я бы заменил. Не соглашается. Говорит: днём приходи... Решил я вам ружьё своё отдать! Непутёвые дети − тоже дети. Берите! Не жалко.

– Зачем нам ваше кривое ружьё? – не понимает Нюрочка, поднимаясь с постели.

− Ладно. Оно мне самому − не лишнее. А ты чего встала? Спала бы! Я же никому не мешаю...

− Тш-ш-ш, − покачивает Нюрочка коляску. − Иван ещё не вернулся...

− Ну и что? Моей лахудры целый месяц не было! В прошлом году, когда к родне она ездила, в область. И ничего, я лично − спал… Так вот, – говорит свёкор, похрустывая солёным огурцом за Нюрочкиной спиною. – Проводил я её, иду. А эти − стоят там, значит. На тракте. Проститутки! Вереницей… Дармовых денег хотят!.. Плююсь мысленно, но изучаю их досконально, исчадий ада. И вдруг – одна средь них: ангел!... Чистый ангел. Невинная… И видно сразу – первый раз вышла, веришь-нет? Кругом – халды, оторвы – ух!.. А она – грустная, небесной красоты девчушечка светленькая, школьница… «Отвечай, как зовут?.. И что же ты, Алина, творишь?!» Веду, значит, её, через овраг, мимо гока… Я кому рассказываю? Слышишь? Нет? …Ну, молодёжь.

+ + +

Испив рассолу из банки и утёршись полотенцем, свекор едва не рухнул, поскользнувшись на огрызке уроненного огурца.

− Что за теснота?! Упасть негде. Повыкидывал бы я твоё приданое! Все бы коробки ликвидировал! Полкомнаты макулатура книжная занимает... Пусть Ванька всё отнесёт Амнистиевичу, на растопку! Приказываю, как родитель! Слышишь, нет?

− Тише, − просит Нюрочка свёкра. − Пожалуйста... Ребёнок спит…

− Ничего! Наспится ещё, за свою жизнь. Не велик барин!.. Ребёнка родили! Эх, барыги, барыги. Воспитатели, тоже мне... Чего путного от него ждать, от ребёнка вашего, с такими родителями?!. Ну, я домой. Сто грамм ещё махну. И всё. Школу, значит, она бросила, ангельчик, − продолжает свёкор со стаканом в руке. − У неё мать-закройщица без работы осталась. «А брат, – говорит, − он тощий, но ест много. Пусть он зато выучится. Я скажу, что деньги в кустах нашла»... Пальцем её не тронул, между прочим, невинную. «Бери − всё! Деньги мои не большие. Копейки! Но они – чес-тны-е!»...

− Ивана нет ещё, − потирает Нюрочка лицо, садясь на неприбранную кровать. − Утро скоро, а его...