...Смирным и покладистым с виду, его Саня пройдёт к своей цели без лишних помех, не теряя драгоценного времени и сил на разные стычки, которые стопорят продвиженье любого другого человека − часто, бессмысленно, надолго.
Век родившегося в Столбцах, вблизи озёр − изумрудных, жёлтых, малиновых, − короче обычного. Но... лишь глупая рыба тычется попусту в прибрежную тину, обнаруживает себя игривым всплеском воды и очаровывается сиянием блесны. Умная ускользает в глубокие воды − быстрая, неуловимая, бесшумная, как тень, мимо расставленных сетей. И только у неё бывают самые острые зубы... Он научит Саню носить за подкладкой кастет с шипами − незаметно. И так, чтобы не рвалась одежда.
+ + +
Прячет теперь усмешку Иван Бирюков в чёрный воротник. Каждый прожитый день, принёсший выручку, он засчитывает себе, как хорошую победу: его ребёнок, его жена, его родители получили возможность быть обеспеченными неделю и другую. И день без выручки − тоже его победа, коли удалось уцелеть. Значит, заработает что-нибудь завтра и послезавтра. А бандитская судьба − самая короткая из всех: кто кого переживёт в этом мире, большой вопрос.
Но всё же дома он положил на видное для Нюрочки место тяжёлый стальной шар, ничего особенного ей не говоря. Она носит теперь его, оттягивающий карман, в своём халате, а он делает вид, что не знает этого: пусть так. Просто говорит, словно невзначай, как о чём-то постороннем: «Если пугают, значит, не убьют. Верное дело... Когда убивают, тогда уже не пугают...»
− Эй, задержанный! «Холодное оружие» из шести букв? Не спишь? − прохаживается мимо решётки, разминается тень милиционера в служебном ватнике. − «Кинжал» не подходит. «Клинок» тоже... А первая «кэ». Последняя... «тэ», кажется.
− «Тэ»?.. Нет, − прикрывает ухмылку синтетическим чёрным воротником задержанный Бирюков. − Не знаю такого оружия. Не встречал.
− Вечно ты ничего не знаешь, − зевает милиционер. − Хорошее дежурство, слушай! Все по норам сидят. Забились, как сурки. Обмерли: холодрыга! Всеобщий анабиоз. Поголовный... Хочешь, объясню, что это такое?
− Не-е... Обойдусь.
− Правильно. Всё равно не поймёшь... Такой анабиоз кругом, что даже скучно!.. На улице дурдом: где земля, где небо? Неизвестно... Слушай! Может, тебе стул закинуть сюда? Под ноги? Всё равно до утра никого больше не будет.
− И так сойдёт.
− Грамм пийсят дёрнешь? Для тепла?
− Не пью.
Милиционер, сдвинув шапку на лоб, озадаченно чешет затылок:
− ...Ну, а мясо ты ещё ешь?
− Когда как.
− Ладно, спи. Трезвенник. А то выпил бы! С твоей водки у нас пока никто не отравился. Ни разу!.. Да, никогда не бывает того, что не бывает никогда!.. Спи.
− Сплю.
+ + +
На посту слышно сдержанное, краткое водочное журчанье. Запах спиртного, конфискованного из его сумки, доносится до задержанного Бирюкова в тот миг. И сон тяжелит веки... Ликует весенняя утренняя степь. Сияет свет нездешний, разливается от края и до края − тёпло-розовый, ровный, радостный. И Нюрочка, сгорбившись, едет на тряском осле задом наперёд − лицом к крупу… Поджавшись покорно, беспомощно, обречённо… Едет, в рваных синих резиновых сапогах, в широком платье из тусклого синего сатина, упираясь в ослиную спину ладонями...
− Чего на тебя дело-то никогда не заводят, а, Бирюков? − не спится милиционеру, и он спрашивает пустое, прохаживаясь вдоль решётки в полутьме, пахнущей керосином. − Или ты волшебное слово знаешь, или у тебя ещё что-то хорошо работает? Типа головы, а может − полушария?
− Угу.
− Тут, слушай, теплее. А у нас вьюга раму трясёт, − поёживается милиционер. − Да, ветер нравится, когда он дует в твои паруса! Но ветер летит, куда хочет!.. Хорошо тебе здесь: никаких окошек нет... На Россию копишь, Бирюков? На переезд водярой торгуешь?
− Как получится.
− А что, греха не боишься?
− Своих сберегу − простится мне всё. Не сберегу − ничего не простится.
− Ну, ты загнул! − поразился милиционер. − Откуда знаешь?
− Так... Знаю.
− ...И что, много скопил?
− Пока ничего.
− И я − ничего. Зарплату по три месяца не выдают! А дежурства − сплошь… Тут и взятку не возьмёшь: чужбина… Вот, на ширеве заработать себе Россию можно − легко! Быстро. Если торговать аккуратно. Но нужен фарт! А то навеешь, ёлки, человечеству сон золотой, героином или чернушкой, а сам в ящик сыграешь... В прошлом году один цыган так навеял густо, что рояль старинный себе купил! Понял?.. Правда, он в дверь на влез. До сих пор у него на огороде стоит, рояль. А самого цыгана уже убили. И коронки золотые плоскогубцами повырывали. Местные... Табор там чего-то Рыжему Рубину недодал...
Но уже не слышит Иван Бирюков милиционера. Тяжелеют, сами собою смыкаются его веки. И Нюрочкино растерянное лицо снова перед ним…