У Клинта было нормальное — т. е. осознанное, здоровое — стремление вырваться за пределы собственного брака. Его ситуация, в отличие от Пола Монпелье, никаким кризисом, конечно, не была. Он жил нормальной жизнью, в своём понимании: оборачивался, когда мимо проходила молодая девушка, задерживал взгляд, когда из машины выходила дама в короткой юбке, испытывал откровенное желание, когда разглядывал девушек из телешоу «Цена удачи». Это всё, конечно, печально и, даже, в некотором смысле, грустно, когда возраст уводит твоё тело всё дальше и дальше от идеального состояния, но оставляет старые желания (слава богу, не амбиции), как запах выпечки остается после того, как весь ужин уже съеден. Судил ли он всех мужчин по себе? Нет. Он был лишь частью этого племени. Вот, женщины — они настоящие загадки.
Клинт улыбнулся своему отражению. Он гладко выбрит. Он снова жив. Ему столько же лет, сколько было Полу Монпелье в 1999.
Он обратился к зеркалу:
— Слышь, Антон. На хуй шёл, — бравада была поддельной, но он, хотя бы, попытался.
Находясь в ванной, он услышал, как в спальне щелкнул замок, открылся выдвижной ящик, затем раздался звук убираемого в ящик оружия и снова щелчок замка. После этого донесся её вздох и зевок.
Понимая, что она уже проснулась, Клинт молча оделся, не стал обуваться у кровати, а взял туфли и спустился с ними вниз.
Лила прокашлялась.
— Всё нормально, я уже не сплю.
Клинт не был уверен, что это правда: Лила, даже, не расстегнула форменные брюки, перед тем, как завалиться на кровать. Она даже не накрылась одеялом.
— Ты, наверное, вымоталась. Я уже ухожу. На Маунтин всё хорошо?
Прошлой ночью она написала, что на Маунтин Рест Роуд случилась авария. «Ложись спать» — написала она. Не то, чтобы это случалось в первый раз, но всё же было необычно. Они с Джаредом пожарили стейков и выпили по паре бутылок пива «Анкор Стим» на веранде.
— Фура расцепилась. Со всякой дрянью для животных. Отцепилась и перегородила всю трассу. Кошачий корм и собачьи консервы разбросало по всей округе. Пришлось убирать.
— Месиво, наверное, было, — он наклонился и поцеловал её в щеку. — Эй, хочешь, начнем бегать по утрам? — эта мысль пришла ему в голову совершенно неожиданно, и он оценил её по достоинству. Нельзя запретить телу стареть и толстеть, но можно, хотя бы, с этим бороться.
Лила открыла правый глаз, он казался бледно-зеленым в полутьме спальни.
— Только не с этого утра.
— Разумеется, нет, — ответил Клинт. Он обнял её, надеясь, что и она поцелует его, но она лишь пожелала ему хорошего дня и напомнила, чтобы Джаред не забыл вынести мусор. Глаз закрылся. Была зеленая вспышка… и исчезла.
В сарае невыносимо воняло.
Кожа Эви покрылась мурашками и она изо всех сил боролась с желанием убежать. Стояла смесь запахов химикатов, жженых листьев и горелой еды.
В волосах у неё запутался мотылек, он изо всех сил пытался вырваться и царапал кожу на голове. Она неглубоко вдохнула и осмотрелась.
Панельный сарай предназначался для приготовления наркотиков. В его центре стояла газовая плита, от которой к двум белым бакам тянулись желтые трубки. Рядом, у стены находились лотки, кувшины с водой, вскрытые упаковки контейнеров «Зиплок», пробирки, куски пробки, бессчетное количество горелых спичек, горелка с обугленной чашей и утилизатор, соединенный шлангом, который исчезал под сеткой, которую сдвинула Эви. По полу были разбросаны пустые бутылки и консервные банки. Кресло с подписью «Дейл Эрнхардт-младший» лежало на боку. В углу валялась скомканная серая рубашка.
Эви стряхнула с рубашки пыль и грязь и надела её. Она оказалась ей велика и доставала до бедер. Видимо, раньше она принадлежала какому-то неряхе. На груди блестело пятно в форме полуострова Калифорния и свидетельствовало о том, что этот неряха любил майонез. Она присела возле баков и выдернула из них желтые трубки. Затем она повернула вентили на баллонах с пропаном.
Оказавшись снаружи, Эви замерла и полной грудью вдохнула свежий воздух.
Примерно в 90 метрах от неё, на деревянном настиле стоял осыпанный гравием трейлер, рядом с ним стоял грузовик и пара машин. На растянутой веревке, вместе с парой штанов, висело три освежеванных кролика, с одного всё ещё капала кровь. Из трубы трейлера тянулись клубы дыма.
Там, откуда она пришла, через небольшой лесок и поле, уже не видно было Древа. Впрочем, она была не одна, мотыльки облепили крышу сарая, постоянно перелетая с места на место.
Эви пошла к настилу. В ноги впивались сухие ветки и острые камни. Но она не замедлила шаг. Её раны заживали быстро и легко. Возле веревки она остановилась и прислушалась. До неё донесся мужской смех, звук телевизора и шебуршание десятка тысяч червей в земле под ногами.
Перед ней раскачивался кровоточащий кролик. Она спросила у него, как всё произошло.