Лайла подумала о Джессике и Роджере Элуэях. Их ребенок, Платина, росла быстро и теперь уже активно ползала. (Дочь Элейн Наттинг, Нана, влюбилась в Плат – отвратительное прозвище, но все только так ее и называли, за что девочка скорее всего будет их ненавидеть – и повсюду возила ее в ржавой детской коляске.) Лайла подумала об Эсси и Кэнди. Подумала о муже и сыне и всей жизни, которая больше не была ее жизнью.
– В какой-то степени, – согласилась она. – Пожалуй.
– Извините. Чудо – неправильное слово. Я просто хочу сказать, что справляемся мы неплохо. А значит, это не ад. У меня нет зависимости. Я хорошо себя чувствую. У меня есть эти прекрасные лошади, о которых я и мечтать не могла. Чтобы такая, как я, заботилась об этих животных? Да никогда в жизни. – Тиффани нахмурилась. – Я говорю только о себе, да? Я знаю, что вы потеряли многое. Знаю, что почти все здесь потеряли многое, а мне терять было нечего.
– Я рада за тебя. – Лайла говорила правду. Тиффани Джонс заслуживала лучшего.
Они обогнули Мейлок и двинулись вдоль полноводной Доррс-Холлоу-стрим. В лесу стая собак собралась на пригорке, наблюдая за ними. Шесть или семь, овчарки и лабрадоры, с высунутыми языками, клубящимся паром дыханием. Лайла вытащила пистолет. Ее белая кобыла запрокинула голову, прибавила шагу.
– Нет, нет. – Тиффани протянула руку и почесала ухо кобылы. Ее голос был мягким, но ровным, не сюсюкающим. – Лайла не будет стрелять.
– Не будет? – Лайла следила за псом в середине, с жесткой серо-черной шерстью и разноцветными глазами, синим и желтым. Его пасть казалась особенно большой. Обычно Лайла не давала волю воображению, но тут подумала, что собака выглядит бешеной.
– Конечно, нет. Им хочется погнаться за нами, но мы не пойдем им навстречу. Не будем играть в погоню. Просто неспешно проедем мимо. – Тиффани говорила весело и уверенно. Лайла подумала, что даже если она не знала, что делает, то
– Ты была права, – позже признала Лайла. – Спасибо.
– Пожалуйста, – ответила Тиффани. – Но я сделала это не для вас, шериф. Не обижайтесь, но я не позволю вам пугать моих лошадей.
Они пересекли реку и миновали дорогу на плато, по которой первая экспедиция поднялась на гору, вместо этого придерживаясь более низкой местности. Спустились в лощину между тем, что осталось от Львиной головы, по левую руку и круто уходившим вверх склоном соседней горы по правую. Пахло металлом, и от этого запаха першило в горле. Из-под ног летели комья земли, стук копыт по камням гулко разносился в чаше, образованной высокими склонами.
В паре сотен ярдов от развалин тюрьмы они привязали лошадей и дальше пошли пешком.
– Женщина из какого-то другого места, – сказала Тиффани. – Было бы здорово.
– Точно, – кивнула Лайла. – Но будет еще лучше, если мы найдем живыми кого-то из наших.
Фрагменты кирпичной кладки, некоторые размером с фургоны для перевозки мебели, торчали из сползшей земли, как огромные кенотафы. И пусть они казались устойчивыми, Лайла легко могла представить, как рыхлая земля подается под их весом и они, набирая скорость, катятся вниз, к груде обломков на дне.
Здание тюрьмы добралось до дна и сложилось внутрь, образовав нечто похожее на пирамиду. Стойкость, с которой значительная часть тюрьмы выдержала скольжение по склону, вызывала изумление и отвращение, словно какой-то хулиган порушил кукольный домик. Стальная арматура торчала из бетона, комья земли со спутанными корнями лежали на обломках. По краям этой новой структуры зияли зазубренные бреши, ведущие в темное тюремное нутро. Повсюду валялись двадцати– и тридцатифутовые деревья, расколотые в щепки.
Лайла надела хирургическую маску, которую привезла с собой.
– Оставайся здесь, Тиффани.
– Я хочу пойти с вами. Я не боюсь. Дайте мне такую же. – Она протянула руку за маской.
– Я знаю, что ты не боишься. Просто хочу, чтобы кто-то вернулся домой, если эта хрень рухнет мне на голову, а ты ладишь с лошадьми. Я же – лишь бывший коп средних лет. Кроме того, ты живешь за двоих.
У ближайшего пролома Лайла остановилась, чтобы помахать рукой. Тиффани этого не увидела: она пошла назад к лошадям.
Свет проникал в нутро тюрьмы через проломы в бетоне. Лайла обнаружила, что идет по стене, наступая на закрытые стальные двери камер. Все повернулось на девяносто градусов. Потолок находился справа, стена стала потолком, пол – левой стеной. Лайле пришлось наклонить голову, чтобы пролезть под открытой дверью камеры, висевшей, как крышка потолочного люка. Она слышала потрескивание, стук капель. Ботинки скрипели по камню и стеклу.
Дорогу перегородил завал из камней, покореженных труб, обрывков изоляции. Лайла посветила вокруг фонариком. На стене над головой увидела надпись красной краской: «Уровень А». Вернулась к открытой двери камеры. Подпрыгнула, схватилась за дверную раму, забралась в камеру. В противоположной стене увидела дыру. Осторожно пробралась к ней, присела и пролезла внутрь. Изломанный бетон зацепил рубашку на спине, ткань порвалась.