Спящие

Случись вам задолго до эпидемии обратиться к специалисту с вопросом, почему люди проводят часть суток в беспамятстве, вам бы ответили фразой, бытующей еще со времен Древней Греции: в теории люди спят затем, чтобы забыть. Как утверждают эксперты, во сне мозг фильтрует события минувшего дня и отсеивает ненужные воспоминания. В сознании Сары остается лишь ласковый взгляд Акила, когда тот спросил, где она пропадала, мелодичный голос его матери и тепло влажной ладошки Либби по дороге домой.

В отличие от большинства, Сара все же просыпается.

Ее будит крик. Либби. Либби кричит у изножья кровати.

– Я думала, ты не очнешься!

Сара по-прежнему во власти сна. Снилось что-то про маму. На ней был зеленый кардиган, как на фотографии, которая хранится в ящике стола. Еще кухня. Они сидели на кухне. Однако попытка облечь сон в слова рассеивает чары – так некоторые звезды исчезают с неба, если смотреть на них в упор.

Сара стряхивает с себя остатки дремы и снова оказывается в спальне, сквозь щели в заколоченных окнах сочится солнечный свет. Рядом сестренка, глаза покраснели от слез.

– Тебе нужно в больницу. – Либби стаскивает с нее одеяло. Простыня покрыта бурыми пятнами. – У тебя кровь.

Сон выветривается окончательно, остается лишь горькое послевкусие, как царапины от коньков на льду.

– Постой… – Сара садится и чувствует, что джинсы промокли насквозь. – Мне надо подумать.

Когда ситуация проясняется, на душе становится чуточку легче.

– Я не больна, – объявляет Сара.

Сара не относилась к числу тех, кто с нетерпением ждет заветного дня. После просмотра видео в школе она надеется, что ей повезет и ее минует неприятная участь. Собственно, почему бы и нет. В голове не укладывается, как такая аномалия может считаться естественной.

– Не думала, что будет столько крови! – кричит она сестренке через дверь ванной.

Адреналин сопровождает каждый новый шаг: вот Сара снимает джинсы, подкладывает несколько слоев туалетной бумаги, которую чуть погодя сменит сложенное полотенце, глотает две таблетки панадола. Ей немного стыдно и радостно, что отца нет сейчас рядом. Мелькает мысль о матери Акила – она наверняка сумела бы помочь.

Сара слышит возню в коридоре. Следом раздается странный хрюкающий звук.

– Либби? – зовет Сара.

Тишина.

Она выскакивает из ванной и обнаруживает Либби на полу. Сестра хохочет. Давится от смеха.

– Это не смешно!

Либби держится за живот, словно боится обмочиться.

– Прекращай! – рявкает Сара.

Но Либби не унимается.

– Хватит!

– Не могу! Я думала, ты умираешь, – стонет Либби. Привлеченные шумом котята трутся мордочками о ее плечо. – И глянь на свои джинсы.

Но Сара лишь смутно ощущает животное безразличие вселенной, безжалостную, как вирус, сущность природы, которая неустанно множит свои невзгоды.

30

В миле от городской границы на придорожную стоянку перед поворотом в лес начинают стекаться родители. Ближе не подпускают солдаты.

Это возмутительно, переговариваются между собой мамы и папы. Прямое нарушение прав их детей. Они звонят адвокатам. Звонят представителям и сенаторам своих штатов. Звонят в СМИ. Наблюдают, как военный транспорт въезжает и выезжает из города. Чей-то отец пробует забраться в кузов военного грузовика, но его прогоняют солдаты.

Одни ночуют в машинах. Другие в палатках. По очереди катаются за едой.

Они собираются небольшими группками, делятся новостями и одеялами. Большинство детей до сих пор не уснули, так почему не выпустить их из города и не позволить переждать карантин дом?

Появляются плакаты с протестными лозунгами. Камеры.

Среди собравшихся – мама ничего не подозревающей Мэй. Который день она ночует на границе в своем «универсале». Хоть какая-то отдушина – находиться в относительной близости от ребенка. Мэй вторые сутки не отвечает на звонки. Молчание может означать только следующее – либо она заболела, либо это очередное доказательство извечной истины: родители пекутся о детях куда больше, чем те о них.

31

Спустя сутки после объявления карантина Мэтью и Мэй присоединяются к толпе у заграждения на Рекуэрдо-роуд. Они стоят плечом к плечу в джинсах и толстовках, лица скрыты за белыми масками, на руках синие перчатки. Мэй озирается по сторонам. Нервничает. Мэтью смотрит прямо перед собой.

Именно Мэй предложила сдаться. В ней зреет нечто доселе неведомое, масштабное, как чувство долга.

Вопреки ожиданиям, Мэтью соглашается. Он все хорошенько обдумал.

– Это максимум того, что мы можем сделать для остальных людей.

Однако Мэй руководствуется не столько доводами рассудка, сколько наитием – она нутром чует, что поступает правильно.

Два ряда ограждений высятся посреди дороги, где заканчиваются государственные лесные угодья и начинается Санта-Лора, отмеченная россыпью хижин в лесу. На старом указателе неподалеку виднеется надпись «Добро пожаловать в Санта-Лору».