Спящая невеста

— Да, собираюсь, — кое-как выговорила она в ответ на его вопрос, произнесенный голосом явно шокированного человека. — Утро такое прекрасное, а я проснулась сегодня очень рано. Я думала пройтись немножко. Понимаете, мне последнее время нездоровилось.

— Сожалею, мадам. В таком случае стоит ли вам уходить далеко?

Зачем он так громко говорит? В следующую же секунду это услышат чуткие уши Бландины, она выскочит из своей комнаты и кинется на нее, словно какая-то громадная длинноносая кошка.

— Вы не собирались дойти с этим письмом до самой деревни, мадам?

Глаза его были прикованы к письму, которое она, дурища старая, не догадалась спрятать. Но бог ты мой, с какой стати садовник, пусть даже избалованный и заносчивый, вмешивается в ее дела?

Она высокомерно тряхнула своей всклокоченной седой головой, отказываясь давать ему какие-либо объяснения:

— Я просто иду прогуляться, Жюль. Доброго вам утра.

Но было уже слишком поздно. Бландина услыхала. Выйдя на верхнюю площадку лестницы, она крикнула ей своим громким повелительным голосом:

— Клара, зачем это ты в такую рань поднялась с постели? С ума ты сошла, что ли?

У мисс Уилберфорс все так и оборвалось внутри. Ноги у нее в буквальном смысле подкосились, ей пришлось ухватиться за стул с высокой спинкой и сесть.

— Я всего лишь собиралась отправить свое письмо, — с внезапной обидчивостью старой женщины ответила она. — Не понимаю, почему не разрешается опустить мое письмо в деревне, если это доставляет мне удовольствие.

Жюль, вызвав переполох, скромно удалился, оставив дальнейшее на усмотрение Бландины, которая уже спускалась с лестницы. Одетая в темно-красный шерстяной халат, с гладко зализанными серыми, как железо, волосами, обнажавшими костлявый лоб, со сверкающими черными глазами, она выглядела одновременно смешной и страшной. Смешной потому, что ведь как-никак это была ее родная сестра.

— Дорогая моя Клара, ты будешь ходить в деревню сколько твоей душе угодно в нормальное время суток и тогда, когда тебе станет лучше. Но скажи мне честно, считаешь ли ты себя в силах в данный момент пройти пешком целую милю?

Мисс Уилберфорс нехотя отрицательно покачала головой. Она была в силах, когда встала с постели. Но сейчас, после всей этой передряги, она понимала, что не дошла бы и до конца подъездной дрожки. У нее не было уверенности даже в том, что она сможет подняться по лестнице к себе в спальню.

— Прости, Бландина. Наверное, я вела себя глупо. Но я так люблю получать письма. Ты ведь знаешь. Но когда вместо тебя их опускает в ящик кто-то другой, удовольствие уже совсем не то. А кроме того, ты не хочешь, чтобы я писала Лидии.

— Ах, вот кому ты написала. Что ты ей сообщила?

Мисс Уилберфорс крепко зажала в пальцах конверт, готовая разорвать письмо, если Бландина со свойственной ей нахрапистостью потребует, чтобы она предъявила его ей.

— Ничего особенного. Разные пустяки. Как тебе известно, Лидия мне написала, и простая вежливость требует, чтобы я ей ответила.

— Конечно, — неожиданно дружелюбно согласилась Бландина. — Мне ты можешь не объяснять, что такое хороший тон. Но я тебе уже говорила, что не хочу, чтобы это милое дитя тревожилось. Она не несет за тебя никакой ответственности, и ты просто не имеешь права посягать на ее время и внимание, Клара.

— Тревожилось! — с горьким удивлением повторила мисс Уилберфорс.

— Ты разве не сообщила ей, что болела?

— Ну, сообщила, но так, мимоходом. Я совершенно на этом не останавливалась.

— По-моему, лучше вовсе об этом не упоминать. Ты должна меня слушать, Клара. Теперь ответственны за тебя Арманд и я, и мы знаем, как лучше всего поступать. А теперь мой совет: уничтожь это длинное, глупое, бессвязное письмо, которое ты держишь в руках — да, я знаю, что оно именно таково, — а потом мы пойдем наверх, вспомним, чего требует хороший тон, и напишем вежливое изящное письмо, как мы это уже делали ранее. Разве это не самый лучший вариант? Вне всякого сомнения!

Бландина добра к ней! Это было так неожиданно для мисс Уилберфорс, ожидавшей резких слов и неодобрения, что душа ее преисполнилась раскаяния. Не проявляет ли она величайшей неблагодарности? И конечно, Бландина права. Нельзя продолжать волновать Лидию, сколь бы ни было соблазнительным излагать свои соображения на бумаге. Нет, надо вести себя продуманно и скромно.