Спящая невеста

И эта раздражающая манера диктовать ей, что она должна писать в своих письмах, особенно тех, что адресованы Лидии. В первом письме оказалось просто невозможно сообщить Лидии какие-либо реальные новости. Бландина стоила у нее за плечом и приговаривала:

— У тебя мозги малость не в порядке, Клара. Нельзя писать этот бессвязный вздор. Ты просто напиши следующее…

А затем она медленно и отчетливо продиктовала, что именно надо написать, и дрожащая рука мисс Уилберфорс едва поспевала за диктующим голосом, — нехотя, беспомощно.

— Ну вот, — изрекла Бландина, — это очень хорошее, вежливое письмо, и больше ты не должна докучать этой девушке своими делами. Так попросту не принято поступать, Клара. Это предел легкомыслия и эгоизма.

Ну а почему бы сейчас, в тишине этого очень раннего утра, не написать Лидии именно то, что ей хочется, — взволнованно думала мисс Уилберфорс. — А потом, как только рассветет, она сможет одеться и отправиться на приятнейшую утреннюю прогулку пешком в деревню, опустить это письмо. В таком случае Бландина ничего об этом не узнает. К завтраку она вернется в свою комнату, никто и знать не будет, что она выходила. Она была уверена, что после такого отдыха сил на эту прогулку у нее хватит и она пойдет ей на пользу.

От возбуждения щеки у нее слегка порозовели. Мисс Уилберфорс затопотала по комнате, разыскивая почтовую бумагу, перо и чернила, и, забравшись со всем этим в постель, с энтузиазмом принялась писать.

Она не станет писать об этой молчаливой фигуре, которая ночью подменила стакан на ее ночной тумбочке, так как Лидия могла встревожиться и подумать, что ее тут отравляют, тогда как она слишком умна, чтобы допустить такое. Не упомянет она и о странном письме, которое непонятным образом, видимо по ошибке, попало к ней в сумку. Но она выскажет свои сомнения и смутный страх перед своей сестрой, Бландиной.

«Она так удивительно изменилась, Лидия. Конечно, я понимаю, что много лет ее не видела, а возраст делает с человеком странные вещи. Возможно, и брак тоже сыграл свою роль — она была замужем за этим мистером Пакстоном, о котором никогда не упоминает, — наверное, он был скверным мужем. Я знаю также, что она всегда меня презирала, потому что считала меня глупой и легкомысленной. Но я никогда не думала, что она станет к старости такой. Ни у одного из наших родителей не было такого большого и длинного носа…»

Изложив на бумаге эти свои диковатые сомнения, мисс Уилберфорс почувствовала удивительное облегчение. Теперь они казались попросту глупыми, и она начала уже спрашивать себя, не придумала ли она все это только потому, что втайне тосковала по деловитым, полным жизни улицам Лондона, которые она обожала.

Когда письмо было наконец закончено — каракулями были заполнены четыре странички, — уже светало, запели первые птички.

Теперь предстояло осуществить наиболее дерзкую часть ее плана: встать, одеться, выскользнуть из дома и направиться пешком в деревню. Хватит ли у нее сил? Не подведет ли ее снова желудок, который за последнее время перестал функционировать нормально, не будет ли у нее снова этих отвратительных приступов головокружения?

Нет, с облегчением констатировала она. Сегодня с утра она чувствует себя лучше. Некоторая легкость в голове — это оттого, что в последнее время она так мало ела, но в остальном все в порядке. Она была уверена, что в состоянии успешно совершить прогулку, а в восемь уже вернуться назад — как раз к завтраку.

Однако еще до того, как она оделась, все птицы заливались вовсю, а снизу доносилось громыхание кастрюль. Тогда она начала суетиться. Время неудержимо текло, а одежда не подчинялась ее рукам. Руки у нее дрожали, и она с грохотом уронила одну туфлю. Наконец, однако, она была готова.

Тут она обнаружила, что написать на конверте адрес Лидии она успела, а вот марку не наклеила. Почта наверняка еще будет закрыта. Необходимо найти марку где-нибудь в сумке. Она знала, что одна, а то и две марки у нее есть, но вот где? Ей пришлось вывернуть все содержимое, чтобы найти эти два неуловимых кусочка бумаги. Когда она наконец их обнаружила в складке подкладки, ей было очень жарко и руки у нее тряслись. Драгоценное время упущено. На часах уже семь утра. Придется ей торопиться.

Спуститься по лестнице никем не замеченной оказалось возможно. Но когда она слишком торопливо пересекала вестибюль, ее дурацкие старые ноги споткнулись о коврик, и

когда она пошатнулась, за ее спиной неожиданно вырос Жюль, садовник.

Она не знала, из какой комнаты он вышел. Ее вообще удивило, что он оказался в этой части дома. Удивление было столь сильно, что окончательно лишило ее самообладания, и она взглянула на него виновато.

— Доброе утро, Жюль.

— Доброе утро, мадам. Уж не собираетесь ли вы выйти?

Жюль был высок, строен, держался очень прямо и, если счесть его положение служащего, вел себя поразительно вызывающе. Наверное, он был очень избалован. Арманд, без сомнения, проявлял к нему излишнюю снисходительность, а что до Бландины, — у нее всегда была слабость к красивым мужчинам.