Spero

Дьявольщина. Пятью минутами позже, изнывая от бессилия, он вынужден был признать, что эта задачка, может, не такого уж ерундового свойства, как ему думалось прежде. Приборы управления, которыми во множестве была усеяна доска, оказались ему незнакомы, а их сочетания не пробуждали никаких ассоциаций. Он раз за разом ощупывал похожие на ледяные драгоценности кнопки, пытаясь понять их назначение и смысл, но безо всякого толку. Доспех не реагировал на их нажатия, сохраняя холодную сосредоточенность большого и мертвого организма.

Нейроштифты он нащупал почти сразу – те свисали гроздью на гибком кабеле, насмешливо дребезжа, когда он задевал их головой. Совсем не такие изящные, как те, что соединяли его когда-то с могущественным «Золотым Туром», они были похожи на грубо выкованные сапожные гвозди, которые ему предстояло вонзить в отверстия на своем черепе. Он сделает это – непременно сделает, – но позже, когда заведет двигатель и проверит работоспособность управляющих систем. Бессмысленно вставлять нейроштифты, пока доспех холоден и мертв. Это то же самое, что пытаться соединиться пуповиной с мертвецом. Надо завести реактор, пробудить в доспехе пульсирующую радиационную искру, которая наполнит силой его члены, побежит по стальным жилам гудящей энергией – и вот тогда…

Завести реактор. Ерундовая задача для рыцаря, который за долгие годы срастается со своими доспехами настолько, что ощущает их лучше собственного тела. И почти невыполнимая для самозваного захватчика, который вторгся в чужую собственность, не зная ровным счетом ничего о ее устройстве.

Он попробовал нажимать кнопки в сочетании друг с другом и в последовательностях, которые диктовала ему интуиция – тоже безо всякого толку. Рыцарь не пробуждался от сна, приборная панель под его пальцами оставалась мертва и холодна, не реагируя на его прикосновения. Ни писка пробудившихся приборов, ни потрескивания динамиков, ни даже знакомого гула бортовой энергетической сети. Доспех не считал нужным реагировать на прикосновения захватчика, вне зависимости от того, какими они были, спокойными и выверенными или отчаянными и поспешными.

Он воображал, что достаточно будет возложить руки на приборную панель, как та с готовностью откликнется призывным писком, спеша пробудить спящего во льду великана. Этот великан проспал достаточно много лет в проклятой стране гор и ледников, чтобы соскучиться по хозяину. «Я стану ему хорошим хозяином, – мысленно поклялся Гримберт. – Заботливым, чутким и осторожным. Лучшим хозяином из всех, которых только может желать себе брошенный предыдущим владельцем доспех. Корпусу недолго останется хранить презренную серость, как у домашней скотины или невыкрашенной стены. Дай только добраться до города – я скуплю самые лучшие и яркие в Салуццо краски, украсив свой доспех пламенеющей ливреей, роскошной, как у герцогов. И на этой ливрее в самом скором времени заблестят миниатюрными орденами сигнумы выигранных поединков и битв…»

Доспех не спешил принимать его милость. Напротив, хранил ледяное спокойствие, невозмутимо наблюдая за тем, как Гримберт своими прикосновениями пытается пробудить к жизни приборы управления. Прикосновения эти сперва были осторожными и неуверенными, как у неумелого любовника, потом раздраженными и поспешными, как у брошенного мужа, а после – уставшими и равнодушными, как у старого скопца.

Тщетно. Доспех оставался мертв и недвижим.

* * *

«Захватчик, – подумал Гримберт. – Для этого доспеха я не новый хозяин, милостиво даровавший жизнь, а бесцеремонно вторгшийся захватчик. Что-то вроде плотоядного насекомого, возящегося внутри бронированной груди. И он явно не собирается облегчить мне задачу…»

Машина не оживала, ощутив тепло человеческого тела, которого долгое время была лишена. Кнопки оставались ледяными, тумблеры норовили отщипнуть лоскуты кожи от его обмороженных быстро теряющих чувствительность пальцев. Приборная панель оставалась холодной могильной плитой, по которой он тщетно водил руками, не ощущая ничего, кроме твердых граней и холодного прикосновения стали. Дьявол. Даже будь все эти кнопки снабжены надписями, те были бы для него так же бесполезны, как если бы были написаны арабской вязью.

«Я словно ощупываю мертвеца, – подумал Гримберт. – Только состоящего не из плоти и костей, а из стали и пластика. Пытаюсь пробудить жизнь в том, что умерло давным-давно. Точно начитавшийся еретических трудов самоуверенный некромант, выкопавший из земли несвежее тело и уверенный, что жалкие запретные технологии, кусочки которых он успел украсть или позаимствовать, смогут вернуть мертвеца к жизни».

Гримберт стиснул руки в кулаки, борясь с желанием завыть по-собачьи.

Ничего удивительного. Даже зеленый оруженосец с ходу мог бы назвать две дюжины причин, по которым простоявший годы без ремонта и обслуживания доспех превратился в никчемную стальную статую. Причем причин достаточно существенных, для решения которых не хватит не только его собственных познаний в рыцарском устройстве, но и кузнеца из ближайшей кузни.

Дьявол. Дьявол. Дьявол.