Вмятины, заусенцы, заклепки… Этот доспех был не нов, он понял это мгновенно, по одному только прикосновению. Не миланской работы, определенно, очень уж грубо, как для миланских мастеров, славящихся своим искусством. Не продукт Золлингена, о броне кузниц которого слагают легенды. Может, толедская работа? Тоже едва ли – тамошние доспехи славились ювелирной сложностью ходовой части, тогда как здешняя была архаична и откровенно грубо устроена. Только бы не нюрнбергский – нюрнбергские доспехи отличались капризностью в эксплуатации и не самым удачным набором вооружения…
«Плевать, – решил он, не в силах выпустить из объятий бронированную сталь, впитавшую в себя весь холод Альб. – Пусть хоть нюрнбергский, хоть аугсбургский или даже гуннский.
Рыцарь – это не доспехи, а то, что внутри их. Магнебод был рыцарем, даже выбравшись из своих лат. И я, Гримберт Туринский, тоже рыцарь».
– Где здесь лестница? Помоги мне ее нащупать.
– Да нет здесь лестницы, мессир. Пара выемок в броне разве что. Ногу сюда… Нет, выше… Да. Стойте, сейчас подсоблю…
«И в самом деле, – подумал он, – такому коротышке не нужна лестница. Три метра с небольшим – совсем не та высота, для покорения которой потребуются специальные приспособления. То ли дело «Золотой Тур», к которому его поднимал гидравлический трап…» Гримберт вспомнил шипение этого трапа и то особенное ощущение, когда взмываешь на головокружительную высоту, точно невидимые ангелы, подхватив тебя, тянут к небу…
Вспомнил – и мгновенно стер из памяти, запретив воображению проигрывать детали.
«Золотого Тура» больше нет. Погиб в бою, как истинный воин. И эта щербатая холодная сталь, которую он, дрожа от возбуждения, ощупывает руками, и есть его новая кожа. Если, конечно, металлическое тело давно не разложилось изнутри…
Люк, запирающий бронекапсулу, он нащупал безотчетно – просто позволил руке самой ползти по броне, и та почти тотчас наткнулась на запирающий механизм. Ровно в том месте, где он когда-то располагался у «Убийцы», – вдруг понял он. – Ничего удивительного, машины одного класса и, пожалуй, схожего возраста.
Люк долго не поддавался, видно, успел знатно примерзнуть за все то время, что доспех простаивал под Бледным Пальцем, но Гримберт скорее сломал бы себе пальцы, чем отступился. Протяжный хруст наледи, и люк распахнулся над его головой, обнажая ведущий к бронекапсуле лаз – Гримберт ощущал его стылой безжизненной норой.
Машинально принюхался, но запаха разложения как будто не ощутил, только тот приятный маслянисто-металлический запах, что часто царит внутри больших и надолго заброшенных механизмов вроде башенных часов. Едва ли несчастный владелец этого доспеха умер прямо здесь, скорее, счел за лучшее убраться самостоятельно в неизвестную сторону.
Бросив исправный доспех? Гримберт ощутил, как противным образом скоблит нутро. Ни один рыцарь в здравом уме не бросит посреди Альб рабочую машину, это уж как Бог свят. Значит… Он торопливо ощупал тесное пространство бронекапсулы. Пусто. Ложемент для пилота с безвольно висящими ремнями – от холода они сделались хрупкими и лопались прямо под пальцами – ледяные рукояти управления, острые углы приборных панелей. На полу немного тряпья, выпачканного в масле, немного хлама. Свечной огарок, пустая консервная банка, исписанное перо, моток бечевки… Судя по всему, предыдущий владелец провел внутри доспеха много времени, превратив бронекапсулу в столовую, спальню и кабинет. Впрочем, ничего удивительного. Кто захочет морозить задницу снаружи?..
– Попробую залезть! – крикнул он, не зная, слышит ли его Берхард.
Он не думал, что у него получится это с первого раза. Лаз в этой модели был узкий и крутой, в самом деле похожий на нору, в придачу чертовски неудобно располагались опоры. Чтобы очутиться внутри бронекапсулы, требовалось утвердить правую ногу на выемке в броне, зацепиться руками за специальную перекладинку, оттолкнуться изо всех сил и…
Он сам не заметил, как очутился внутри. Прошел влет, точно деталь в специально предназначенную для нее выемку. А ведь думал, что сил в его теле хватает разве что на кашель…
Гримберт рассмеялся, поняв, что тело сделало все само, без его помощи. Тогда, в тринадцать лет, он не задумывался о том, как располагать ногу и как подтягиваться, он просто проскальзывал внутрь одним движением, легко, как проскальзывают в штаны. Забавно, что эта наука не испарилась из его памяти, как он думал, а все это время где-то хранилась…