Спаситель

Он примерился, глядя на колючую проволоку поверху ограды. Разбежался и прыгнул. Движениями гусеницы полез вверх, как учил Бобо. Пистолет в кармане ударил по животу, когда он перебросил тело через сетку. Стоя на обледенелом асфальте по другую сторону, в свете фонаря обнаружил, что здорово порвал синюю куртку. Из прорехи торчал белый синтепон.

Какой-то звук заставил его укрыться в тени контейнеров, которые ровными рядами стояли друг на друге на большой прибрежной территории. Прислушался, глянул по сторонам. Ветер тихонько завывал в рассохшихся окнах ветхого деревянного барака.

Непонятно почему он чувствовал, что за ним наблюдают. Нет, не наблюдают, но его заметили, обнаружили. Кто-то знает, что он здесь, даже не видя его. Он обвел взглядом освещенную ограду – нет ли сигнализации. И правда нет.

Обойдя два ряда контейнеров, он нашел один незапертый. Забрался в непроглядный мрак и тотчас сообразил, что ничего не выйдет, что если уснет здесь, то насмерть замерзнет. Почувствовал движение воздуха, когда закрывал дверь, – словно побывал внутри какой-то подвижной глыбы.

Газетная бумага шуршала при каждом шаге. Нужно согреться.

Снаружи он снова почувствовал, что за ним наблюдают. Пошел к бараку, взялся за отставшую доску, потянул. С сухим хрустом она оторвалась. Ему почудилось какое-то быстрое движение вокруг. Но видел он только мерцающие огни уютных гостиниц у Центрального вокзала да темную пасть своего нынешнего пристанища. Отодрав еще две доски, вернулся к контейнеру. Там, где намело снегу, виднелись следы. От лап. Больших лап. Сторожевая собака. Следы были здесь и раньше? Он наломал щепок, прислонив доски к железной стене у самого входа в контейнер. Дверь оставил приоткрытой в надежде, что дым частью вытянет наружу. Спички из Приюта лежали в том же кармане, что и пистолет. Он поджег газету, сунул ее под щепки, протянул руки над огнем. Язычки пламени осветили ржавую стенку.

Он думал о перепуганных глазах официанта, когда тот, глядя в дуло пистолета, выгребал из карманов мелочь и твердил, что это все, больше денег нет. Хватило на гамбургер и билет на метро. Слишком мало, чтобы найти убежище, спрятаться, согреться, поспать. К тому же официант сдуру сказал, что предупредил полицию и они уже выехали. Поэтому он сделал то, что должен был сделать.

Пламя освещало снег снаружи. Его внимание привлекли собачьи следы прямо у входа. Странно, что он их не заметил, когда первый раз подошел к контейнеру. Слушал свое дыхание, которое отдавалось эхом от стенок железного ящика и звучало так, будто здесь был кто-то еще, а взглядом скользил по следам. Он замер. Его следы пересекали след собаки. А посреди отпечатка своего ботинка он увидел след лапы.

Он резко закрыл дверь и в глухом грохоте погасил огонь, только края газеты тлели в кромешной тьме. Дыхание участилось. Снаружи что-то есть, что-то охотится на него, чует его, узнаёт. Он затаил дыхание. И тут понял: это что-то не снаружи. И слышал он не эхо своего дыхания. Оно здесь, внутри. В отчаянии он полез в карман за пистолетом и только успел подумать, как странно, что не слышно ни рычания, ни иного звука. И наконец услышал – тихое царапанье когтей, отталкивающихся от железного пола. Он успел только поднять руку – но тут челюсти сомкнулись вокруг нее, и боль заставила все мысли рассыпаться дождем осколков.

Харри оглядел кровать и то, что предположительно было Туре Бьёргеном.

Подошел Халворсен, стал рядом, прошептал:

– Господи Иисусе! Что здесь случилось?

Не отвечая, Харри отстегнул замок черной маски, закрывавшей лицо человека на кровати, вытащил кляп. Накрашенные губы и подведенные глаза живо напомнили ему Роберта Смита, вокалиста группы «Cure».

– Это официант, с которым ты говорил в «Бисквите»? – спросил Харри, краем глаза осматривая комнату.

– Вроде он. Господи, что он на себя напялил?

– Латекс, – сказал Харри.

Он тронул кончиками пальцев металлические опилки на простыне, подцепил несколько крупинок, положил рядом с полупустым стаканом воды на ночном столике. Там лежала таблетка. Харри присмотрелся к ней.

– Ненормально все это, – простонал Халворсен.

– Одна из форм фетишизма, – отозвался Харри. – И в таком плане ничуть не более ненормально, чем, к примеру, женщина в мини-юбке и в поясе с чулками, при виде которой тебя заводит.

– Униформы, – сказал Халворсен. – Любые. Как у медсестер, у парков…

– Спасибо, – оборвал его Харри.

– Как по-твоему? Отравился таблетками?

– Спроси у него, – сказал Харри, взял с ночного столика стакан, выплеснул воду в лицо на подушке.

Халворсен, открыв рот, уставился на инспектора.

– Не будь ты заранее уверен в самоубийстве, услышал бы, что он дышит, – пояснил Харри. – Это стесолид. Чуть похуже валиума.

Человек на кровати зевнул. Потом лицо скривилось, он закашлялся.

Харри сел на край кровати, подождал, пока до смерти перепуганные, но тем не менее крохотные зрачки официанта сфокусируются на его персоне.

– Мы из полиции, Бьёрген. Извини, что так ворвались, но нам казалось, у тебя тут есть кое-что, что мы разыскиваем. Хотя, судя по всему, его тут уже нет.