Спаситель

– Одним пылесосом тут не обойдешься, – продолжал Харри. – Пылесосом преступник высосал глаз из глазницы, захватил пальцами и вырвал. Мышцы и глазной нерв требуют усилия.

– Чего ты только не знаешь, Харри.

– Однажды мне довелось арестовать женщину, утопившую своего ребенка в ванне. Сидя в КПЗ, она вырвала себе глаз, и врач посвятил меня в технические детали.

За спиной послышался судорожный вздох Маргарет.

– Само по себе удаление глаза не смертельно, – сказал Харри. – Беата считает, что женщину, вероятно, задушили. Какие у тебя соображения?

– Это, разумеется, дело рук человека с эмоциональным или умственным дисбалансом, – ответил Эуне. – Членовредительство свидетельствует о неподконтрольной ярости. И конечно же, то, что преступник решил сбросить тело в мусоропровод, может иметь практические причины…

– Вряд ли, – заметил Харри. – Если он хотел, чтобы тело нашли не сразу, куда разумней было бы оставить его в пустой квартире.

– В таких случаях подобные действия зачастую носят более или менее символический характер.

– Хм. Вырвать глаз и обойтись с телом как с мусором?

– Да.

Харри посмотрел на Беату:

– Не похоже на профессионального киллера.

Эуне пожал плечами:

– Все-таки можно подумать на злобного профессионального киллера.

– У профессионалов, как правило, есть метод, на который они полагаются. До сих пор Христо Станкич стрелял в своих жертв.

– Может, у него в ходу не один способ, – сказала Беата. – Или, может, жертва ненароком застала его в квартире.

– А стрелять он не стал, чтобы не будоражить соседей, – вставила Маргарет.

Трое остальных обернулись к ней.

Она испуганно улыбнулась:

– В смысле… может, ему требовалось время, чтобы тихо-мирно побыть в квартире. Может, он что-то искал.

Харри заметил, что Беата быстро задышала носом и еще больше побледнела.

– Как тебе все это? – обратился он к Эуне.

– В точности как психология, – ответил тот. – Масса вопросов. А в ответ сплошь гипотезы.

Когда они вышли на улицу, Харри спросил у Беаты, что с ней случилось.

– Просто затошнило немного.

– Да? Болеть тебе сейчас воспрещается. Ясно?

В ответ она загадочно улыбнулась.

Проснувшись, он открыл глаза и увидел трепетные блики света на белом потолке. Все тело и голова болели, его знобило. Рот чем-то заткнут. А при попытке пошевелиться он обнаружил, что руки и ноги привязаны. Поднял голову. В зеркале у кровати, озаренном пламенем свечей, увидел, что раздет догола, а на голову нахлобучено что-то черное вроде конской сбруи. Один ремешок шел поперек лица, во рту торчал черный шар кляпа. Запястья в наручниках, на ногах что-то наподобие черных манжетов. Он неотрывно смотрел в зеркало. На простыне между ног – шнурок, исчезающий между ягодицами. На животе что-то белое. Похоже, сперма. Он откинул голову на подушку, закрыл глаза. Хотел закричать, но сообразил, что кляп задушит все попытки.

Из гостиной донесся голос:

– Алло! Полиция?

Полиция? Polizei? Police?

Он заметался на кровати, рванул руки к себе и охнул от боли, когда наручники до крови врезались в кожу. Повернул запястья, ухватил пальцами цепочку, соединяющую браслеты. Сталь наручников. Арматурная сталь. Отец говорил, что стройматериалы почти всегда производятся так, чтобы выдерживать нагрузку в одном определенном направлении, и что в искусстве скручивать арматуру главное – знать, в каком направлении она окажет минимальное сопротивление. Цепочка меж браслетами не рассчитана на то, что их будут дергать в стороны, на разрыв.

Телефонный разговор в гостиной продолжался недолго, снова настала тишина.

Он приложил место крепления цепочки с наручником к кроватной решетке, но дергать не стал, начал проворачивать. Через четверть часа цепочка провертела щель и застряла. Он попробовал продолжить, увы, безуспешно. Попробовал еще раз, но руки только скользили по железу.

– Алло? – послышалось из гостиной.

Он глубоко вздохнул. Закрыл глаза и на фоне пучков арматуры на стройке увидел отца в рубахе с коротким рукавом, с сильными мускулистыми предплечьями; отец шепнул: «Отбрось сомнения. Напряги волю. У железа воли нет, поэтому оно всегда проигрывает».

Туре Бьёрген нетерпеливо барабанил пальцами по зеркалу в стиле рококо, декорированному жемчужно-серым муслином. Владелец антикварного магазина говорил, что, вообще-то, «рококо» слово уничижительное, производное от французского rocaille, сиречь гротеск. Задним числом Туре уразумел, что именно это перевесило чашу весов и заставило его взять кредит и выложить двенадцать тысяч крон за это зеркало.

Центральный коммутатор полиции пытался связать его с убойным отделом, но там никто не отвечал, и теперь они пробовали связаться с оперчастью уголовной полиции.

Из спальни доносился шум. Скрежет цепочки по решетке кровати. Похоже, стесолид все же не слишком действенное снотворное.

– Оперчасть. – Спокойный негромкий голос.

Туре невольно вздрогнул.

– Да… я насчет вознаграждения… за… э-э… того киллера, который застрелил парня из Армии спасения.

– С кем я говорю и откуда вы звоните?

– Туре. Из Осло.

– А точнее?