Спаситель

Убэ налил ему еще стакан и, посмотрев в глаза Швальдера, сказал:

– Ладно, я тебе верю, верю… – с сочувствием поддержал полицейского вожак. Ты сделал все, что мог, а эти свиньи просто хотят найти виновника своей тупости и трусости.

А что насчет моих парней, ты сам виноват, не нужно им грубить. Быть может, они не отвечают твоим представлениям о порядочном гражданине, но они любят свою родину не меньше твоего и никогда не предают своих.

– Вот это – все, что эти сволочи хотят нам предложить! Это твое государство, то, за что ты дрался на чужой войне! – с нескрываемой ненавистью прошипел Убэ. – Победил в бою, для того чтобы проиграть у себя дома! Проиграть потому, что тебя предали эти бесхребетные содомиты, обслуживающие богатых жидов! Дак за что ты проливал кровь, солдат!? – Убэ ткнул экраном телефона в глаза Швальдеру. – Вот за это!? «Присоединяйтесь, нас уже миллионы, это важно для каждого из нас – «Я прощаю» гласила надпись рассылки.

– Мы должны простить их за то, что они грабят, насилуют, убивают и оскверняют нашу культуру?! – продолжал излагать ненависть Убэ. – Теперь быть немцем – значит, быть уязвимым ничтожеством в своем собственном доме, на земле наших предков! Насекомые, что управляют нами, превратили нашу великую родину в охотничьи угодья для этих крыс! А парни, которых ты презираешь, готовы драться и умереть за будущее нашего народа не где-то там, за тысячи миль от дома, на чужой войне, – указал он в сторону, – они бьются здесь, за свою землю, за своих детей, и им не стыдно посмотреть в глаза предкам!

Разговор принял форму доверительной беседы, и с каждым стаканом Швальдер все больше понимал и принимал компанию Убэ. Ближе к утру Ганс зализал душевную рану и осознал тягу к родному дому.

Он, шатаясь, побрел в сторону своего холостяцкого лежбища по утренним улицам. Буквально через сто метров он услышал женский крик. В темном переулке двое подростков пытались приставать к женщине. Она не была молода или красива и не была вызывающе одета. В ней не было ничего, что могло бы привлечь внимание малолетних дегенератов. Однако они решили надругаться над ней просто потому, что могли.

Один прижал ее к стене, хватая ее за талию и грудь. Второй снимал все на телефон, сопровождая съемку подробными комментариями о происходящем.

– Сейчас мы осчастливим эту неверную свинью! Эта толстая шлюха христианка и никогда не была с настоящим мужчиной! Среди них нет настоящих мужчин! – весело рассказывал сволочь с телефоном.

– Оставьте меня, у меня дети, пожалуйста! – кричала она, пытаясь шумом спугнуть нападавших.

Закрыв глаза, несчастная прикрывалась руками от стыда и страха.

– Твои дети – поганые собаки и рождены от собак! Ты должна рожать только от настоящих мужчин, поняла?! – крикнул ей в лицо тот, что пытался залезть под юбку.

– Эй, уроды! – спокойным, усталым голосом привлек их внимание Ганс.

Подростки, заметив его, решили, что перед ними жертва, более подходящая для веселья.

– Ты, пьяное животное, беги пока не поздно, мы предпочитаем женщин! – радостно выкрикнул тот, что снимал на телефон.

Отвесив сильный пинок даме ниже пояса, второй сопроводил ее грязными ругательствами и обещанием встречи и направился к Гансу. Не теряя возможности спастись, женщина побежала прочь по улице.

– Ибрагим, наверное, он из тех собак, что ходят в этот поганый гадюшник, в котором они напиваются и трахают друг друга! – весело подхватил второй, показывая на бар, из которого только что вышел Швальдер.

После таких заявлений Ганс решил, что просто обязан защитить честь и спокойствие горожан. Направившись к ним не твердым, но решительным шагом он обнаружил еще одну вескую причину. Оказалось, что это два араба примерно шестнадцати-семнадцати лет.

Как только он подошел на расстояние удара, сразу пустил в ход тот самый аргумент, что остался неоцененным в баре. На этот раз удар получился как надо – кулак со звонким щелчком вонзился в лицо Ибрагима. Подростки явно не ожидали такого отношения. Обезвреженный Ибрагим, упав на тротуар, завизжал, как перепуганная девчонка; его друг начал снимать уже свой позор.

– Сморите, люди, он напал на нас, этот пьяный козел напал на нас! – закричал несостоявшийся насильник с телефоном.

Швальдер, посмотрев на дело своих рук, осознал, как омерзительны эти двое. Развернувшись, он побрел домой, не обращая внимания на проклятия и угрозы, которыми щедро осыпали его малолетние мерзавцы.

Рассветные сумерки постепенно уступали неуклонно наступавшему утру, обещая новый солнечный день. Доверившись обещанию, Ганс решил выспаться как следует и прейти в состояние, которое в обществе принято называть приличным.

День был на исходе, когда в дверь к Швальдеру громко постучали. Не открывая глаз, он решил, что это кто-то из его участка. Кроме коллег, прийти к нему было просто некому. Встав с кровати, вчерашний гуляка уныло побрел к двери. На пороге его ждала неожиданность: Убэ и двое его бородатых сподручных.

– Здравствуй, солдат, – радушно улыбнулся Убэ. – Мы пришил тебе помочь.