Спаситель

– Ребята, да это же тот самый полицейский, который помог террористам, – раздалось за спиной у Швальдера.

– Закрой свою пасть или будешь умолять меня о прощении, свинья, – не поворачивая головы, нарочито грубо заявил Швальдер, предвкушая нескучный вечер.

К нему ловким прыжком, полным задора, справа подсел один из бритоголовых и со всей ненавистью, какая была ему доступна, прошипел в лицо Швальдера:

– А ты, значит, не любишь свинину?

В глазах Ганса промелькнул огонек азарта; боясь упустить момент, он, не глядя на грубияна, выбросил кулак в то место, откуда доносился его голос. Однако неоспоримый аргумент Ганса повис в воздухе, а возражения незамедлительно обрушились на него со всех сторон. Не осознавая, что уже находится на полу, он неуклюже размахивал руками, пытаясь оказать сопротивление, что открывало для его оппонентов дополнительные возможности.

Бесперспективность одного пьяного полицейского против толпы нацистов была очевидна, и это прибавляло энтузиазма завсегдатаям бара. Уже готов был присоединиться бармен, но в темном углу словно выстрел прозвучало:

– Хватит!

Всех словно парализовало, избиение мгновенно прекратилось.

– Поднимите его и тащите сюда, – распорядился все тот же голос.

Ухмыляясь, будто гиены перед растерзанием беззащитной жертвы, участники драки подняли Швальдера и подтащили к столу в темном углу, предвкушая насладиться объедками после трапезы вожака.

За столом сидели трое: два здоровенных бородатых мужика, покрытых татуировками, и крепко сбитый человек, на вид лет сорока, в образе которого легко угадывалось военное прошлое. Его лицо было словно высечено из гранита – мощная челюсть, резко выраженные скулы, квадратный подбородок и волчий взгляд. Подобная внешность, как эталон истинного арийца, придавала ему ореол безоговорочного лидера.

– Убэ, это тот самый полицейский, что помогал террористам, – заявил тот, что подсел к Швальдеру за барную стойку.

– Знаешь, Маер, Эйнштейн хоть и был евреем, однако насчет человеческой глупости он все же был прав, – Убэ постарался донести до него всю степень презрения. – И ты лучшее тому доказательство!

– Ты действительно веришь в то дерьмо, которое тебе скармливают по телевизору?!

В баре повисла тяжелая тишина смущения и неловкого осознания собственной нелепости перед лицом безусловного авторитета.

– Сядь, – указал он на место за своим столом поднявшемуся с пола Швальдеру.

Ганс небрежно уселся на подвинутый ему стул, и пред ним сразу же возник стакан с водкой.

– Выпей и успокойся, – примирительным тоном сказал Убэ.

Уговаривать Швальдера не пришлось, и водка лихо отправилась в нутро вчерашнего блюстителя морали и образца законности.

– Парень, расскажи нам, как все было на самом деле. Мне важно знать, там погибли наши братья, – Убэ смотрел прямо в глаза. – Их подло убили эти грязные крысы, что заполонили улицы наших городов!

– Ты говоришь так, будто собираешься мстить! – нахально ухмыльнулся Швальдер.

– Я понимаю твою иронию. Ты полагаешь, что мы кучка клоунов, в очередной раз попавших под влияние собственной бесполезности, – спокойно продолжал Убэ, не отрывая прямого взгляда. – Но поверь, мы способны не только ходить на митинги и реветь пьяные песни. Однако уговаривать не буду, просто скажи, что ты видел?

– Ну хорошо, раз вы такие серьезные ребята, – с подчеркнутой иронией огрызнулся Ганс. – Я стоял по периметру и услышал взрывы. Честно говоря, эти взрывы меня просто ошарашили, пойми меня правильно, я не трус, я воевал и видел смерть.

Но взрывы в центре Берлина – это перебор… Поначалу было просто трудно поверить, что это действительно происходит. А потом начали стрелять из АК-47, я хорошо знаю звук его выстрелов, сам неоднократно стрелял из него на войне. Стреляли с разных концов площади, беспорядочно по толпе…

Понимаешь, эти сволочи просто поливали свинцом беззащитных людей, там негде было прятаться и нечем защититься, – продолжал Ганс. – Я увидел мальчика, он пытался скрыться за мусорным баком, а рядом лежал его отец с простреленной башкой.

Это, словно укол адреналина, заставило меня очнуться, и тогда я понял, откуда ведут огонь, по крайней мере, один из них был прямо надо мной на крыше дома. Но мне не дали прицелиться, люди разбегались в разные стороны и сносили все на своем пути, в том числе и меня. Тогда я начал стрелять вверх и орать что есть мочи. Он продолжал жать на курок, у меня не было времени уговаривать обезумевшую от паники толпу.

Поняв, что стрелять с той позиции, где я находился, нельзя, я побежал на крышу того дома, откуда вели огонь. Но не успел. Высадив весь магазин, этот ублюдок подорвал себя, так же поступил и второй.

– Знаешь, мне кажется, что они не могли все это спланировать и осуществить сами, – задумчиво произнес Швальдер. – Их явно кто-то подготовил, этим сукиным сынам не было и двадцати пяти. А именно эти молокососы днем ранее совершили теракт в Париже. Да и подготовились они грамотно, на автоматах были увеличенные магазины, они понимали, что времени на перезарядку нет, иначе можно было их обезвредить и, возможно, взять живьем.