М-да, сюрприз вышел, однако. На первом же допросе выяснилось, что украденный нами в селе Красном Лжедмитрий I не имеет никакого отношения к беглому монаху-расстриге Григорию Отрепьеву. Мы его пытали и так и эдак, со словами и без слов. А он все стоит на своем. Не Отрепьев я и не Григорий, хоть вы режьте меня ножом. Василий я, говорит, Никитич, последний, самый младший сын набольшего боярина Никиты Романовича Захарьина-Кошкина и его второй жены Евдокии Александровны, в девичестве княжны Горбатой-Шуйской из рюриковичей. Родился, мол, он в апреле 1581 года в один день с сестрой-близнецом Анастасией, а их матушка, стало быть, после этих поздних для себя и сложных двойных родов заболела и померла от родильной горячки некоторое время спустя.
А через пять лет помер и боярин Никита Романович, после чего Василий остался круглым сиротой. Ближайшей к близнецам по возрасту сестрой была пятнадцатилетняя Ирина, а самому младшему из старших братьев, косноязычному Ивану по прозвищу Каша, стукнуло уже больше двадцати. Дядькой и воспитателем пятилетнего Василия стал вывезенный в 1575 году из Ливонии пленный остзейский немец Петер Цурбригген, прижившийся в боярском доме и не захотевший возвращаться на родину. Старшие братья (в первую очередь, глава семьи Федор, опосля ставший Филаретом), желали чтобы младшенький пошел по дипломатической стезе, отсюда и немец-воспитатель, преподававший языки и дипломатическое обхождение, и заодно прививший мальчику поклонение перед всем европейским, в первую очередь перед Генрихом Наваррским, изрекшим «Париж стоит мессы». Кстати, старик Наварра тут еще жив, и как будет время, можно будет зайти на огонек, поболтать с этим незаурядным человеком.
Нет, методов физического воздействия при допросах мы к подследственному не применяли. Просто, услышав такие неожиданные новости, я вызвал в допросную Колдуна и попросил наложить на клиента заклинание Правды, которое вызовет у того состояние полной откровенности. Но и под заклинанием Самозванец продолжал повторять то же самое – что он не кто иной, как Василий Никитич Романов*, бежавший из ссылки в Пелыме, имитировав свою смерть; и не верить этому было никак нельзя. Заклинание Правды – оно такое, лгать под ним просто невозможно. Подтвердились сведения и о принятии Лжедмитрием католичества, и о том соглашении, что было заключено между ним и крулем Сигизмундом о Введении на Руси церковной Унии с католическим миром, а также подчинении ее политики интересам Речи Посполитой. Выслушивая пламенные речи своего воспитателя, превозносившие Генриха Наваррского как образец политической гибкости, приведшей к успеху, маленький Василий не понял простой истины, заключавшейся в том, что населенный католиками Париж стоил мессы, а вот в православной Москве решение должно быть прямо противоположным. Политическая гибкость тоже не всегда хороша, и при неудачном обращении с нею можно сломать себе хребет, что, собственно, и произошло.
Примечание авторов: *