Спасение царя Федора

Потом мой муж и этот пан со своими головорезами в нашем сопровождении спустились на двор корчмы, где уже имелось все необходимое для проведения поединка – то есть стояли слуги с ярко горящими факелами. Все кончилось почти мгновенно. Как только секунданты, в роли которых выступили один из гусар и Сергей Бычков, произнесли „Сходитесь!“, как валлона моего мужа стремительной змеей метнулась вперед и своим острым кончиком воткнулась в правое запястье пана Качиньского, пробив кожаную крагу и разворотив вены и сухожилия. Брызнула кровь, пальцы наглого пана разжались – и сабля со звоном выпала из его руки. Поединок был окончен, не успев начаться, ибо один из его участников уже не мог держать в руках свое оружие.

– Херр Качиньски, – холодно заявил Вернер, – я пощадил вашу никчемную жизнь, потому что узнал, что в настоящий момент вы выполняете очень важное задание вашего короля. Так вот, когда вы его выполните, а ваша рана заживет, мы снова встретимся в поединке, и тогда я убью вас с той же легкостью, с какой сейчас обезоружил. Всего вам наилучшего, желаю как можно скорее поправиться.

Сказав эти слова, мой муж развернулся и направился в нашу комнату, а мы последовали за ним, а гусары, сопровождавшие королевского гонца, разразились приветственными криками, ибо, по их мнению, этот поступок был вершиной рыцарства и благородства. Пан Качиньский, так неожиданно разбудивший спавшее тихо лихо, имел по этому поводу другое мнение, но как раз им никто и не интересовался.

Вот так мы познакомились с объектом нашей работы и сделали так, чтобы нас больше никто не побеспокоил. Никто не будет связываться с профессиональным рубакой, наносящим удары с ювелирной точностью. И пусть сейчас жертву моего мужа мучает дикая боль в запястье, но поправится он весьма быстро, если не загнется от гангрены, вызванной той грязной тряпкой, которой его руку перевязали сопровождавшие его гусары.

Уже сильно за полночь, когда все в корчме уснули, а в соседней комнате, в которой квартировал королевский гонец со своею свитой, звуки групповой оргии сменились глубоким храпом, Фаина наложила на корчму и ее окрестности очень сильное сонное заклинание. Уснули даже лошади в стойлах (кроме наших, имевших иммунитет к этому заклинанию) и цепные кабыздохи в будках. Погрузились в крепкий сон и все человеческие обитатели этого места; и тут же неподалеку от нашей двери раздался сильнейший грохот, как будто кто-то уронил шкаф. Выглянув из двери, Сергей сказал, что в коридоре лежит один из местных слуг, здоровенный детина, и, кажется, он сильно поранился, споткнувшись и упав на острие своего ножа. Рана была настолько серьезной, что когда кончится действие сонного заклинания, этот человек уже умрет и не будет оглашать корчму своими воплями.

Еще один трактирный слуга лежал на лестнице; выпавший из его руки нож провалился в щель между ступеньками и валялся внизу на утоптанном глиняном полу. Этот слуга, к своему счастью, ни на что не напоролся, но лежать на ступеньках лестницы было крайне неудобно, и поэтому Сергей Бычков, как добрый самаритянин, сперва свернул слуге-разбойнику шею, а потом перевалил его тело вниз через перила лестницы. Звук, который бывает тогда, когда рабочие мясной лавки кидают на колоду половинку свиной туши, возвестил о том, что этот человек уже покоится на земле и больше никого не побеспокоит. Ведь очевидно, что эти слуги по приказу трактирщика убивали и грабили постояльцев, которых потом никто не будет искать. Поскольку в том что никто не будет искать королевского гонца я сомневалась, то эти два ночных храбреца скорее всего шли по наши души и поэтому Сергей правильно сделал, что прибил того негодяя.

Покончив с этими разбойниками, мы все вчетвером подошли к двери, за которой храпел пан Качиньский и его сопровождающие. Открыв дверь при помощи острого ножа, примерно так, как это и планировали сделать разбойники, Вернер и Сергей заглянули внутрь. Мы с Фаиной могли смотреть только из-за спин наших мужчин, но картина оргии, перешедшей в повальный пьяный сон, была налицо. На широкой трехспальной кровати, перепутавшись руками и ногами, дрыхли сам пан Качиньский и две чернявые девки помоложе, числящиеся в корчме дочками хозяина. Господа гусары постелили себе на полу и их обслуживавшие их дамы явно были постарше возрастом и пониже классом, что не уберегло их от яростного гусарского полового внимания и ухаживания. Не говоря уже о том, что картина была гнусна сама по себе, так в этой комнате еще и весьма гадостно воняло.