Спасение царя Федора

Вечером он еще был, а утром его уже не станет. Сам по себе он нам неинтересен, ибо все подробности о его контактах с посредниками, в роли которых выступало семейство Мнишеков, мы знаем, но в любом случае допросить его по полной программе будет не вредно, после чего, разумеется, должна состояться казнь этого расстриги, иуды и изменника. Есть у меня идея выкинуть этого типа в мире Содома на африканский континент – туда, где ходят вечно голодные пожиратели мяса, ближайшие родичи Тиранозавра Рекса. Пусть будет, так сказать, сафари наоборот, с упокоением преступника в желудке злобного хищника. Ведь он не только приговорил к смерти семейство Годуновых, он возбудил в России длительную междоусобную войну, в ходе которой погибло множество народа, были разорены города, захирела торговля, а в политическом смысле страна была отброшена на столетие назад. По подвигу ему будет и награда.

27 июня 1605 год Р.Х., день двадцать второй, 23:55. Окрестности Москвы, село Красное, шатер „царевича Дмитрия Ивановича“.

„Тихо в лесу, только не спит бурундук, тот бурундук напоролся на сук, вот и не спит бурундук.“ Самозванец, именовавший себя Дмитрием Ивановичем», некогда носивший царственное имя Василий*, тоже не спал, ворочался на жаркой пуховой перине под парчовым балдахином. Две белокожие сисястые девки, скрашивающие «царевичу» одиночество в холостяцкой постели, пока в ней не оказалась польская красавица Марина Мнишек, умаявшись от лихих скачек, давно уже спали, сопя носами и разметав по атласным простыням свои роскошные прелести, а вот к самому Лжедмитрию сон никак не шел. Да и как тут уснешь, когда в последнее время все пошло не так, сикось-накось и кувырком, и вместо триумфального вступления в Москву с поселением в Кремле он вынужден непонятно зачем-то куковать в этом сельце Красном, ожидая непонятно чего непонятно от кого.

Примечание авторов: * имя Василий с греческого буквально переводится как «Император».

Московские бояре, эти сальные бородатые рожи, в глаза выражают ему всяческое почтение, а сами готовы предать его в любой удобный для себя момент, если в этом будет хоть малейшая выгода. Измена, кругом одна измена. И на Москве схлестнулись сразу две власти. Одна его – слабая и неуверенная, в лице боярина Василия Голицина, который только и способен на то, чтобы издавать распоряжения, которые никто и не думает выполнять. А не выполняют их потому, что они противоречат воле другого человека, которому на Москве и принадлежит реальная власть. Этот человек – железный старик патриарх Иов.

Хорошо еще что никто не знает, кто он такой на самом деле, а то началось бы такое, что хоть святых выноси. Ведь официально он, Василий, умер больше трех лет назад и его возвращение к жизни сродни появлению на людях неупокоенного мертвеца вурдалака. Да он стремится убивать Годуновых, а ведь есть за что, потому что из пяти братьев сосланных вместе с ним Борисом Годуновым в Сибирь, в живых остались только двое – он сам и его старший брат Иван. Его члена одной из знатнейших боярских фамилий, в чьих жилах текла толика крови последних Рюриковичей, как простого холопа гнали пешим ходом в сибирский острог, по ночам надевая на него железа, а потом больше года держали в оковах как опасного злодея. Тут и агнец божий озвереет и зарыкает, аки лев. Спасибо сестрице Ирине, вышедший замуж за одного из Годуновых и в силу этого оставшейся на свободе. Она и спасла его, Василия, подкупила тюремщиков имитировавших его смерть и похоронивших в его могиле другого человека, тем самым давшего ему вторую жизнь.

Но все попытки Самозванца убрать патриарха Иова – сперва из Москвы, а потом и вообще из жизни – неизменно наталкиваются на разные неодолимые препятствия. После каждой такой попытки в Красное подбрасывались отрезанные головы покушавшихся и письма с предупреждением, что если Самозванец не угомонится, то голову отрежут и ему самому. Как это бывает, Василий видел, когда собрался посмотреть на казнь ближника и сродственника прошлого царя Семена Годунова. Никто ничего не успел понять, а палач оказался обезглавлен сам, Семен исчез, а у него полные штаны впечатлений от лицезрения господних ангелов, машущих тяжеленными двуручными мечами, будто это простые ивовые прутики. Правду люди говорят, что пана Копиньского, когда тот пытался войти в патриаршее подворье, такой вот ангел развалил одним ударом от плеча до пояса вместе с кирасой. А его приятелю и собутыльнику пану Мацеревичу, после гибели пана Копиньского убегавшего со всех ног куда подальше, тот же ангел на ходу отрезал оба уха – сначала одно, потом другое.