Спасение царя Федора

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.

Итак, Нарзес дозрел „до кондиции“, и для этого его даже не пришлось водить на экскурсию на „Неумолимый“. А еще сильнее он воспылал желанием с нами сотрудничать, когда узнал, что новым императором станет не кто-то из нас, а обычный ромейский патрикий, и цель этого переворота – не навредить Византии, а помочь ей максимально безболезненно выпутаться из череды неудачных царствований, приносящих Империи Ромеев одни убытки и территориальные потери. Нарзесу была предложена роль главного политического и военного советника при молодом императоре, который обеспечит лояльность новому правительству своих соплеменников, из которых были сформированы самые боеспособные части регулярной полевой армии. Если Кириллу будет лоялен закаленный в постоянных боях с персами армянский корпус, то мнения всех остальных можно и не спрашивать.

Но вообще-то меня удивила такая неожиданная готовность к сотрудничеству со стороны Нарзеса; не могло же причина заключаться только в состоянии его здоровья и восстановления утраченных функций организма. Не такой это человек, чтобы продаваться так дешево и продаваться вообще. Не зря же Юстиниан прислал ко мне именно этого престарелого армянского евнуха, а не очередного патрикия Кирилла, который сам бы выдал все секреты.

Позже, за обедом, хлебая в столовой наваристый борщ, Прокопий Кесарийский объяснил мне тонкости мыслительного процесса высших ромейских чиновников.

– Понимаешь, Сергий, – сказал он мне на неплохом русском языке, – старина Нарзес все никак не мог понять, действительно вы Империя, как это выглядит со стороны, или только похожи. Если вы Империя, то переход к вам на службу не будет изменой. Приходят и уходят императоры, меняются столицы, но Империя остается Империей. Это такое мироощущение, основанное на противопоставлении Империи и окружающих ее варваров. Если вы не Империя, то тогда вы варвары, и наоборот…

– Ну, – улыбнулся я, – за варваров нас принять весьма затруднительно, для этого надо вовсе не разбираться ни в людях, ни в государствах, а господин Нарзес совсем не таков.

– Вот именно, – кивнул Прокопий, – я о том же. Варвары из вас, Сергий, как из собаки медведи. Но я говорил о мироощущении. Пожив среди вас, старина Нарзес перестал ощущать себя в вашем обществе чужим. Империя – она тут повсюду, она в том, как вы делаете свои дела, воюете и даже отдыхаете и развлекаетесь.

Мой собеседник, перечисляя, начал загибать пальцы на руках.

– Варвары ленивы, близоруки, не склонны к созидательному труду, а склонны к войнам и грабежам, беспощадно разрушая все, что создано цивилизованными людьми. Они живут всего одним днем, ну или ближайшим годом, и за людей признают только самую близкую родню, ради всех остальных не желая даже ударить палец о палец, если это не принесет им немедленной прибыли или возможности кого-нибудь ограбить. Вы же, Сергий, совсем иные – деятельные, способные строить планы на века и добиваться их исполнения, и при этом, даже завоевывая какую-либо местность, вы не предаетесь безумству разрушения, а бережно сохраняете созданное вашими предшественниками.

Сделав паузу, Прокопий внимательно посмотрел мне в лицо и поднял вверх указующий перст.

– И самое главное, Сергий, – хрипло произнес он, – заключается в том, что вы признаете за людей не только вашу родню или ваш народ, но как истинные христиане считаете, что и все остальные, даже самые отъявленные варвары тоже достойны понимания, уважения и просвещения. Мы знаем, что ваше войско набрано из дикарок, чьи хозяева практиковали самые страшные и богопротивные извращения, а теперь эти женщины, расставшись со своей прошлой жизнью, стали солдатами Империи и стремятся стать полностью похожими на вас. Они даже ходят изучать грамоту, что удивительно не только для варваров, но и для нашего ромейского городского охлоса, который по нелюбви к знаниям способен соперничать с самыми злобными варварами. Как бы я хотел написать о вас и о ваших подвигах книгу, а может, и не одну…

– Ну так напишите, – сказал я, – кто вам мешает? Поговорите с людьми, и они вам расскажут, как оно все начиналось, а вы запишите это на бумаге. Пусть будут две книги. Одну можно будет назвать „Рассказы очевидцев“, а другую, в которой вы изложите свои личные впечатления, „Собственными глазами“.

– Да вы и сами, наверное, не обделены литературным талантом, – восхитился Прокопий, – потому что смогли очень точно определить различия между этими двумя книгами…