Спасение царя Федора

Клим Сервий сказал, что оборудование ремонтного роботизированного комплекса способно синтезировать из органических расходников, морской воды и атмосферного воздуха полиамидные органические волокна, по своим механическим свойствам аналогичные нашему кевлару и при этом стойкие к ультрафиолету и высоким температурам. Прочность этого материала на разрыв была в полтора раза выше, чем у стали, а плотность только незначительно превышала плотность воды. При этом я указал, что новая экипировка должна иметь такой же внешний вид и систему крепления, как и предыдущая модель тевтонского производства.

Вместе со мной обход по линкору совершала вся наша „пятерка“, а также мои юные адъютанты – Профессор, Матильда и Ув; еще с нами были Александр Ярославич и его брат Глеб со своей подружкой-невестой Асаль. Их Верных я с собою брать запретил, поскольку ничего им тут не угрожает, а толпу на борту линкора я создавать не хочу. Уж очень тут все запущено и уныло. Последним в этой (я бы сказал, царственной) компании был юный царевич Федор Борисович, довольно близко сошедшийся с Глебом Ярославичем. Он и опознал герб, которым был помечен „Неумолимый“ – черный двуглавый орел с нимбами вокруг голов на желтом фоне.

– Сергей Сергеевич, – сказал молодой царевич, остановившись перед этим изображением, – это же герб Священной Римской Империи Германской нации…

Теперь было понятно, откуда у Мертвых Миров растут ноги, а откуда руки. Об этой самой Священной Римской Империи я почти ничего не помнил, поэтому стоило бы заказать справку Ольге Васильевне, ведь с этой структурой нам, насколько я помню, придется столкнуться и вXIII и в XVII веках, а также, возможно, и дальше; хотя, как мне представляется, когда Петр Первый строил свою империю, титул священных римских императоров был уже сугубо номинальным, если вообще еще существовал. Там, в XVII и XVIII веках европейская политика кипела ключом – в кровавый клубок, споря за право называться самой сильной Европейской державой, сцеплялись Франция, Испания, Британия, Австрия, Речь Посполитая и Турция, а вот никой священной римской империи, участвующей в этом турнире больших мальчиков, я не припомню. Возможно, дело с этими деятелями придется иметь Александру Ярославичу, но это случилось бы в любом случае, полезли бы мы в ту дыру или нет.

Хотя герб стоит изменить. Поле сделать ярко-алым, под цвет нашего знамени, а посредине, над головами орла, поместить золотую пятиконечную звезду. Или орла тоже сделать золотым? Да нет, орел пусть остается черным, на красном фоне он будет смотреться очень неплохо.

Вообще-то Александра Ярославича и Федора Борисовича я взял на эту экскурсию исключительно для того, чтобы они поняли, что во всем, что касается дел материальных, творения рук человеческих не имеют предела в своем совершенстве. Отец Небесный для того и создавал нас по образу и подобию своего духа, чтобы мы творили, дерзали и воспаряли ввысь, помогая ему делать нелегкое дело творца негативной энтропии*.

Примечание авторов: * негативная энтропия – энергия созидания, превращающая аморфное в структурированное, простое в сложное, а набор высокоорганизованных инстинктов и рефлексов в Разум.

20 июня 1605 год Р.Х., день пятнадцатый, Вечер. Речь Посполитая, Краков, замок Вавель, королевские апартаменты.

Присутствуют:

Король польский и Великий князь Литовский Сигизмунд III Ваза (41 год);

Проповедник, иезуит и духовник короля Речи Посполитой Пётр Скарга (70 лет).

Несмотря на летнее время, от каменных стен замка зябко тянуло сыростью, и потому в огромном камине жарко пылали буковые дрова, заставляя прохладу и сумрак скромно жаться по углам. Король польский и Великий князь Литовский Сигизмунд III Ваза сидел в глубоком мягком кресле, протянув к огню зябнущие руки и ноги, и внимательно слушал то, что ему говорит его личный секретарь и духовник, монах-иезуит Пётр Скарга, один из умнейших и красноречивейших людей своего времени, первый ректор университета в Вильно, крупный деятель контрреформации и католический фанатик.

Оба они – и король, и его наставник в делах веры – были соучастниками в деле авантюры с Лжедмитрием, которая (программа-минимум) должна была дать королевству Новгород-Северскую землю, или даже (программа-максимум) присоединить к Речи Посполитой и вторую половину Руси, обратив ее в католичество и истребив московскую схизму, после чего ярость польской гусарии могла быть обращена на юг, против Оттоманской Порты и зловредного Крымского ханства, разгром которых мог бы принести королю Сигизмунду славу величайшего монарха Католического, да и всего христианского мира, ибо с обращением русских церквей в костелы православие как таковое будет низвергнуто в прах маргинальности, и больше никогда из него не поднимется.