Спасение царя Федора

Суровый вид патриарха, мрачно взирающего на них с высоты Лобного места, подействовал на собравшихся людей как холодный душ, и они дружно повалились перед ним ниц, прося о прощении, вразумлении и наущении. Но патриарх ничего не отвечал, только внимательно смотрел на отбивающую поклоны и кающуюся людскую массу. И вот рядом с опирающимся на свой посох патриархом дрогнул и заструился воздух, как бы искажая контуры находящихся позади предметов; всего одно мгновение – и там открылась большая идеально круглая дыра. Через эту дыру на возвышение Лобного места почти тотчас шагнул юноша, одетый в царские одежды и держащий в руках жезл, в котором сразу же можно было признать свергнутого почти два месяца назад царя Федора Борисовича. Рядом с ним стояли хорошо знакомый москвичам митрополит Гермоген и еще один мало примелькавшийся персонаж – молодой стольник Михаил Скопин-Шуйский, состоявший сперва при старом царе Борисе Годунове, а потом очень короткое время при Самозванце. Народ ахнул и замер, затаив дыхание. Федор сам по себе не был ни плох, ни хорош. Все проблемы происходили от его матери и дядей, распоряжавшихся в российском государстве с бесцеремонностью свиней, травящих посевы, а их как раз их поблизости видно не было.

Но свергнутый царь с неопределенным пока статусом ничего не стал говорить народу и просто отошел в сторону, после чего на возвышение Лобного места из дыры оказалась вытолкнутой еще один сладкая парочка – гусь да гагарочка. «Царевич», на этот раз ради разнообразия известный москвичам как «Дмитрий Иванович» и одетая в темные монашеские одежды пожилая женщина, бывшая «царица» по имени Марья Нагая. Последними на Лобном месте, вытолкнув вперед «Дмитрия Ивановича» и Марью Нагую, появились гладко выбритый муж-воин при мече и шлеме, и доспехе вроде стеганого тегилея; не по-русски одетый улыбчивый отрок, от взгляда которого стыла кровь в жилах; три девицы или молодухи, одна из которых была одета также как и муж-воин, а, значит, являлась девой-воительницей, воплощением неукротимой ярости, а две других, как и отрок, тоже были одеты не по-русски.

При виде этой странной компании москвичи, только что отбивавшие поклоны, приподняли головы и замерли, не зная что и подумать… Но первым заговорил не кто-то из странных гостей, не свергнутый царь, и не бывший претендент на его место, а патриарх Иов.

– Ну что, людишки, – громко и отчетливо произнес он, – дождались кары божьей за свои грехи? Нечисть поганая, иезуиты-католики идут на Русь… А вы, что делали вы?! Свергли законного царя, чтобы позвать на трон самозванца и иуду. Вот он, люди московские, стоит перед вами, послушайте же его исповедь!

Народ, поднимаясь на ноги, тревожно загудел, увидев своего любимого «Дмитрия Ивановича», но самозванец, в миру Василий Романов, поднял вверх руку и все успокоилось.

– Ша, честной народ, – сказал он, – да, патриарх Иов прав, и я действительно вас подло обманул. Никакой я от рождения не царевич Дмитрий, последний сын Иоанна Васильевича Грозного, а Василий, самый младший сын боярина Никиты Романовича Захарьина-Юрьева. Так уж получилось, что тогдашний царев сродственник Семен Годунов облыжно обвинил меня в государственной измене и заговоре, желая обрести себе мои имения и имения моих братьев, после чего сослал в ссылку в сибирский городок Пелым, где меня должны были уморить до смерти. Но я сумел вырваться из того места, сказавшись мертвым, и потому за мной никто не гнался. Да, я признаю то, что подло присвоил себе имя давно умершего царевича Дмитрия Ивановича, потом тайно принял из рук папского нунция-иезуита Рангони католическую веру, и за помощь в междоусобной войне против московского царя пообещал отдать польскому крулю всю Северскую землю с городками.

Да я обманывал вас, говоря всем о том, что я сын царя Иоанна Васильевича и что Годуновы узурпировали законно принадлежащий мне московский престол. Признаю, что в этой борьбе против Годуновых мне помогали подсылы (шпионы) из ляхов и литвы, изменники бояре и тайные иезуиты из немецкой слободы, а также прочие воры, которые за деньгу малую разносили по русским городам подметные письма. И все это я делал только для того, чтобы страшно отомстить моим заклятым врагам Годуновым, убивших моих братьев, сломавших мне всю жизнь. Именно они заставили меня изменить Руси и православной вере, или меня ждала лютая смерть, ибо никому не нужен изгнанник на чужбине. Теперь я, пленник стоящего за моей спиной Артанского князя Сергея Сергеевича, раскаиваюсь во всем содеянном и прошу прощения у вас, московские люди, за то, что я вас обманывал, у Бога – за то, что изменил истинной вере, и у царя Федора – за то что пытался его свергнуть. Простите меня, люди добрые. Аминь!