Свернув бересту с расчетами, я стрелой метнулся в штабной терем выяснить ситуацию. Как и было обещано, Михаил Всеволодович прислал сорок дюжин воинов, из них половину комонных, а остальных на санях. Вот же радость, но где нам столько народа размещать, тем более что за вернувшихся городецких дружинников отвечать мне? На коротком совещании Медлило быстро раздал поручения, благо все было решено заранее, и лишь уточнил кому, кого и где размещать. Тесновато, конечно, станет, но перетерпим. К тому же, раз теперь в городе собран такой большой полк, то одну сотню из козлян, знающих местность, пошлют на южный берег. Пусть перехватывают лазутчиков, которые дорогу в Карачаев разведают, да и сами с высокого правого берега следят, скрывшись в зарослях, за противником. За рекой, да еще во время скорого половодья, бойцы будут в относительной безопасности и в то же время смогут принести пользу. Правда, встал вопрос, как прокормить целую сотню в течение, как минимум, месяца. Но тут Борис Елевферич долго не думал и предложил закупить у говяжьих олигархов стадо коров, спрятанное в лесу. И им хлопот меньше, и дружине не надо скотину перегонять туда-сюда. Порешив на том, мы вышли встречать гостей, которые уже въехали в город.
Парад усталому войску устраивать не стали, сразу разведя сотни на постой по выделенным помещениям, и с черниговскими воинами я познакомиться не успел. Зато встретил боярина, появления которого я так опасался.
Тит Цвень оказался гораздо опаснее, чем я думал. Во-первых, это был весьма габаритный мужчина, раза в полтора шире меня и даже выше на ладонь. И хотя пузо, говорящее о любви к яствам, у него имелось, но чувствовалась в боярине небывалая мощь. Хорошие гены, усиленное питание, положенное богатому землевладельцу, и более-менее частые тренировки сделали Тита настоящим богатырем. Я, конечно, драться с ним не собираюсь, но мало ли, как оно обернется. Ростислав, должно быть, легко ставил Цвеня на место, но Ярик еще маленький, а у меня авторитета недостаточно. И если вдруг между нами возникнут серьезные разногласия, то спор может решиться божьим судом, то есть поединком. И наверняка Тит сможет устроить так, что условия поединка будет выбирать он.
Во-вторых, Цвень не шел напролом, сразу начиная конфликт, а как опытный царедворец, начал присматриваться к новым персонажам и льстить всем подряд. Юного князя он похвалил, одобрив, что Ярослав уже носит кольчужку и стальной меч. Я-то, положим, тоже заметил, что у Ярика появился новый клинок, видимо, подаренный кем-то на праздник, но посчитал неприличным говорить об этом. Как-никак князю положено быть богатым, и какой-то там меч для него не событие. Но Ярослав еще не понимал таких тонкостей и благодарно засиял. Как же, его фактически признали взрослым.
Отца Григория Тит поздравил с окрещением десятка язычников, пожелав вскорости довести счет до тысячи. В глазах княжьего исповедника промелькнуло удивление, но, поняв, с кем имеет дело, византиец поддержал игру и в свою очередь захвалил Цвеня.
Фролу хитрый боярин посочувствовал, пообещав отомстить поганым за разорение Рязани.
Перед Ратчей деланно изумился, не понимая, зачем князь Невский, не оценивший такой талант, выгнал Тимофея из города. Впрочем, слово «Невский» добавил мысленно я сам, а Цвень новгородского князя называл просто Олексашкой.
Василия заверил, что всегда предрекал Ростиславу великое будущее десятника Плещея.
Меня же хитрый боярин наедине, хотя какое уединение в такой толпе, уверял, что вовсе не претендует на верховодство и даже готов попросить Медлило передать мне командование черниговской дружиной, временно подчиненной ему князем Михаилом. И при том говорил все так убедительно. Если бы меня не предупредили заранее, мог бы и поверить. Ведь он даже улыбался искренне – так, что левая и правая половины лица растягивали губы совершенно симметрично. Обычно, при неискренней радости, улыбка получается кривая, и только опытные политики могут изображать восторг вполне натурально. Кстати, пока он меня улещал, его гридни невзначай расспрашивали обо мне – кто таков Гавша, да откуда взялся, и почему монах-расстрига снова боярствовать вздумал.
Ночка выдалась беспокойная. Сначала размещали дружинников, знакомились с десятниками, вводили всех в курс дела, а потом, после всех беспокойств, я долго не мог уснуть. Может быть мне дали бы утром выспаться, учитывая мою «немощь», но на рассвете к стенам города подъехал монгольский разъезд и какой-то кипчак на хорошо понятном русском языке позвал на переговоры к нойону.