Спасатель 2

Рыцари из второго ряда успели разойтись в стороны от мигом возникшей баррикады из лошадиных туш, или перескочить через нее, но пикинерские шеренги остались непреодолимыми и для них.

Ехавшие в хвосте франкской колонны оруженосцы и сержанты, чьи лошади и так сильно пострадали от стрел и свинчаток, атаковать уже не решились, и пикинеры поспешили заколоть оглушенных падением рыцарей. Некоторые, впрочем, успели отползти подальше, и их преследовать не стали, чтобы не ломать строй. Подранками занялись легкие пехотинцы, стоявшие доселе позади пикинеров, а теперь перебежавшие влево, к заборчику, и оттуда начавшие стрелять из своих коротких луков и метать свинчатки.

Но обстрел длился совсем недолго. Навстречу потрепанным франкам уже выехала тяжелая конница Прони и, пользуясь своим численным и качественным преимуществом, втоптала в землю остатки негропоинтской знати.

Командиры пикинеров тем временем быстро подсчитали потери и, к их изумлению, сотня потеряла убитыми только двух человек. Одному воину в глаз влетел обломок копья, а до второго как-то сумел дотянуться особо резвый рыцарь.

- Ничего себе, - присвистнул Лиховид. - У Прони в боярской дружине, кажется, человек семь с лошади сверзились, хотя все до одного отборные витязи. А у нас только двое пали, и мы этих барончиков как свиней перекололи, а прочие убежали, поджав хвосты.

- И это мы сделали, - восторженно прокричал Пьетро, - понимаешь, мы сами остановили конницу! Я, и вот эти бывшие сервы! Ну, и ты, конечно.

- Да погоди ты ликовать, - остудил русич пылкого генуэзца. - Большинство франков еще живо. Вон они, по грязи шлепают. Еще неизвестно, что дальше будет.

- Да знаю я, что будет, - отмахнулся Пьетро, но потом, смутившись, вспомнил о своих обязанностях и прокричал. - Кто ранен и у кого пики сломаны, выходи из строя.

- Все небоеспособные подходите ко мне, - эхом пробасил Лиховид, обращаясь к своей полусотне.

К медленно, но упрямо продвигающимся по затопленному полю франкам были обращены почти все взоры никейских воинов. Лишь Проня торопился закончить начатое дело. Его дружина спешно добивала незваных гостей. Кто действовал копьем, а у кого копья не осталось, мечом или палицей, и очень скоро звон железа, глухие удары и яростные, полные боли крики практически стихли. Из всех латинянских рыцарей, прорвавшихся на свою беду к греческому строю, на ногах остался только один, и вот к нему-то боярин и направился с парой соратников. Всадники сделали маленький крюк, чтобы оттеснить лиходея к своим копейщикам, недвижной стеной стоявшим на месте, и не дать ему сбежать в затопленное поле.

Марино далле Карчери, еще час назад споривший, какой городок в Фессалии достанется ему во владении, а минуту назад благодаривший Богородицу за чудесное спасение, уже окончательно пал духом. К нему направлялись трое одоспешенных всадников, и в руках у них были отнюдь не веревки.

Ломбардский барон нервно оглянулся - никейские щитоносцы дисциплинированно стояли на месте, не решаясь даже ради богатой добычи сломать строй, но за их спинами псилы уже подняли дротики. Так почему же не метают? А, понятно, не решаются отнять победу у своих рыцарей. Значит, его сразит благородная рука.

Однако Марино лишь грустно усмехнулся. Ну да, позорной смерти от рук грязных сервов удастся избежать, но это слабое утешение. Ведь дружинники ни одного из негропонтцев в плен не взяли. Вот и эти три всадника ни словом, ни знаком не предлагают ему сдаться. Черт, а ведь он даже не увидит в последний раз солнце, оно так и скрывается за этой проклятой горой. А еще в жизни есть столько приятного и веселого, особенно когда ты молод, знатен и богат. И сына у него еще нет. В смысле, законного - продолжателя рода. Бастардов-то, наверно, не один десяток уже бегает. Жизнь только начинается, а тут вдруг понимаешь, что вот этот вдох, наверно, станет последним. И толку, что смерть он примет от достойного противника. Это обстоятельство уже не кажется таким ужасно важным, как раньше.

Далле Карчери напрасно вглядывался во всадников, тщетно надеясь разглядеть среди них русского епископа. Уж клирик наверняка бы решил проявить милосердие.

Ах, да почему бы самому не попросить пощады! Ведь не будут же они убивать безоружного.

Оценивающе разглядывая рыцаря, Проня чуть натянул поводья, позволяя товарищам зайти с двух сторон к недругу. Этот франк на диво прыткий, сразу видно, что воин не из последних. Да и шлем у него золоченный, а на мече серебряная гравировка. Наверняка и кольчуга у барона сделана на совесть. Тут уж не до поединков. Следует навалиться дружно и бить одновременно, а то не миновать беды. Хорошо бы скомандовать пешцам, чтобы метнули сулицы, да неудобно как-то. Мы же бояре! Неужто сами не справимся?

Проня замахнулся клевцом, примеряясь, куда лучше ударить и готовясь послать лошадь вперед. Но франк, увидев, что его всерьез собираются убивать, бросил оружие и замахал руками, показывая свое миролюбие: