Спарта. Миф и реальность

Из рассказа Плутарха следует, что Агесистрата и Архидамия искренне прониклись «консервативно-революционными» идеями Агиса и не только передали ему свои собственные средства, но и активно агитировали других богатых дам сделать то же самое (Agis 7. 2–3; 9. 3). Правда, эта агитация не имела успеха. Богатые спартанки, не зараженные идеями стоиков и не сочувствующие честолюбивым планам Агиса, вовсе не собирались терять свое богатство, а вместе с ним авторитет и власть. Сообщение Плутарха о влиянии знатных и богатых спартанок на политику — прекрасная иллюстрация того, что экономическая независимость женщин в Спарте явно способствовала росту их политической активности. И хотя по-прежнему «формально политика в Спарте, как и везде в греческом мире, была исключительно мужским доменом»[276], тем не менее богатые и знатные спартанки de facto приобрели определенные рычаги влияния на принятие политических решений. Об особом влиянии женщин на спартанскую политику писал еще Аристотель. По его словам, не было разницы в том, «правят ли женщины, или должностные лица управляются женщинами» (Pol. II. 6. 7. 1269 b 32–33). По свидетельству Плутарха, мать Агиса «пользовалась огромным влиянием и нередко вершила государственные дела благодаря множеству зависимых людей, должников и друзей» (Agis 6. 7). Это окружение Агесистраты очень напоминает римских клиентов.

Таким образом, Агиса поддерживала часть спартанского правящего сословия. И в основе их поддержки лежали не только чисто экономические соображения. Очень важен был и идеологический фактор: патриотизм, слава Спарты, возврат к героическому прошлому. Эти лозунги не были пустыми звуками для многих спартиатов из высшего сословия. По-видимому, та часть знатной молодежи, которая поддержала Агиса, сумела заразить новыми идеями и старших представителей своих семей (Plut. Agis 6. 5)[277]. Неудивительно поэтому, что в таких важных правительственных структурах, как герусия и эфорах, часть мест занимали сторонники царя-реформатора (9. 1; 11. 1). Именно на их помощь и поддержку рассчитывал Агис, когда в начале своей реформаторской деятельности ориентировался на законные полисные органы власти.

Агис добивался принятия целой серии социально-экономических реформ, в т. ч. отмены долгов и раздачи земли. Свои радикальные реформы он проводил под лозунгом возврата к священным законам Ликурга. Как заметил В.Г. Васильевский, «реформа выдавала себя за реставрацию»[278]. Такое обращение к авторитету великого законодателя было вдвойне оправдано именно для Спарты: этого требовало учение стоиков, и это совпадало с представлениями самого спартанского общества, свято верящего в то, что идеальные модели общественного устройства существовали в далеком прошлом. В кризисной ситуации любые нововведения имели шанс стать законами в Спарте, если только были покрыты патиной древности, и Агис «был не единственным спартанцем своего времени, пропитанным атмосферой атавистической реставрации»[279]. Он, следуя ожиданиям своего глубоко консервативного общества, представлял свои реформы как единственное средство вернуться назад, к законам Ликурга, и восстановить тем самым традиционный спартанский образ жизни. Следует указать, что Агис не первый ввел практику апеллировать к авторитету национального лидера, каким для спартанцев всегда оставался Ликург.

Чтобы убедить граждан в необходимости проведения реформ, Агис прибег к обычному для спартанских реформаторов арсеналу средств, главным и центральным из которых являлось божественное одобрение предлагаемых новшеств. Стоит напомнить, что еще Ликург преподносил свои законы как изречение дельфийского Аполлона (Xen. Lac. pol. 8, S; Plut. Lye. 13. 11). Агис на народном собрании в качестве главного идеологического аргумента процитировал оракул, в котором говорилось, что «спартанцы должны восстановить между собой равенство в согласии с изначальным законом Ликурга» (Plut. Agis 9. 4–5).