Сожженные Леса

– Друг мой, добрый друг, я не сделаю вам комплимента, но скажу по совести, что при таких обстоятельствах вы поступили с замечательной осторожностью.

– Черт побери! Спасибо вам за то, что вы мне сказали, а я, Валентин, боялся, не сделал ли глупости. Что же вы? Решаем!

– Прежде всего нам не мешает узнать, с кем мы имеем дело: судя по вашим словам, наш пленник и не подозревает, где он находится?

– Нет, я развязал ему глаза только четверть часа тому назад. Говоря между нами, мне кажется, что я немножко туго завязал ему шею, так что он начинал задыхаться.

– Отлично. Мы сейчас допросим его.

– Теперь?

– Да, лучше кончить все сразу. Мы успеем еще поужинать.

– Как вы хотите.

Охотник тяжело поднялся со своего места и направился к пленнику, не делавшему ни малейшего движения и, казалось, нисколько не интересовавшемуся этим разговором, который к тому же происходил вполголоса и на французском языке.

Канадец молча подошел к пленнику, нагнулся к нему и, развязав его, освободил ему рот.

– Эй, человек, – крикнул он, – вставайте и следуйте за мной. Вас тут хотят повидать.

Незнакомец не ответил ни слова охотнику и, бросив на него суровый взгляд, сразу поднялся на ноги. Но его ноги так ослабели, что он бы упал, если бы только не поспешил опереться о вход грота.

Прошло две или три минуты, и наконец незнакомец сделал усилие и, преодолев силой воли боль, которую чувствовал, выпрямился.

– Пойдем, – сказал он и, шатаясь, направился к огню и остановился против Валентина Гиллуа.

Охотник внимательно и пристально посмотрел на него, это было легко, так как огонь костра ясно освещал лицо незнакомца. Что же касается до этого последнего, то он, кажется, и не заботился об этом внимательном осмотре; он по-прежнему оставался равнодушным и бесстрастным, и только одни его губы насмешливо улыбались перед этими людьми, которые были теперь его судьями.

Он был человек средних лет, небольшого, но крепкого телосложения, с правильными и выразительными чертами лица. Его взгляд был суров и пристален, а крючковатый нос, закругленный подбородок, широкий рот, украшаемый белыми правильными зубами, и его оливковый цвет лица придавали его физиономии какой-то особенный, величественный, могущественный вид и сразу указывали на его испанское происхождение.

А замечательная, непонятная непринужденность, с которой он держал себя, указывала больше всего на происхождение этого человека, а его нежные руки и красивые ноги были изящны и женственны.

В ту минуту, когда, по всей вероятности, люди, перед которыми он стоит, решали вопрос о его жизни или смерти, – казалось, он и не думал о том, что его ожидает, и это было бы непонятным для тех, кто не знает характера испанцев. Продлив свой осмотр две или три минуты, Валентин Гиллуа решился наконец прервать молчание.

– Ты мексиканец, – сказал он незнакомцу, – как же случилось, что тебя встретили так далеко от тех мест, которые обыкновенно посещают твои соотечественники?

Незнакомец пристально посмотрел на охотника, потом незаметно пожал плечами, нагнулся, поднял уголь и закурил сигаретку.

– Ты не хочешь отвечать? – продолжал Валентин.

– Прежде всего, – проговорил наконец незнакомец, – по какому праву ты меня спрашиваешь? Кто ты такой, что являешься с притязаниями предписывать законы? Не принадлежит ли земля всему свету? Напал ли я на вас? Расставлял ли я вам сети? Нет, я защищал только свою жизнь, которой угрожали. Какое вам до меня дело?

– Может быть, вы и правы, но я не вхожу в рассуждение с вами, а допрашиваю вас.

– А если я не хочу отвечать, что тогда произойдет?

– Что тогда произойдет?! – вскрикнул с горячностью Валентин.

– То, что вы меня зарежете, – перебил его живо незнакомец, – так как на вашей стороне сила.

– Не будем терять понапрасну времени в пустых рассуждениях, – заметил сухо охотник, – хотите вы мне сказать, кто вы – да или нет?

– Зачем вам это, – возразил тот, пожимая презрительно плечами, – если вы меня уже не узнали?

– Что вы хотите этим сказать? Разве я уже вас видел?

– Да, однажды – пять лет тому назад, в продолжение пяти минут. Но, однако, наша встреча была при таких обстоятельствах, что, несмотря на всю ее краткость, я удивляюсь, что вы забыли о ней.

– Я… – промолвил с удивлением Валентин. – Вы, вероятно, ошибаетесь.

Незнакомец покачал головой.

– Я нисколько не ошибаюсь, – сказал он. – Не тот ли вы французский охотник, которого прозвали в степях Искателем следов?

– Правда, но кто же вы?

– Я? Хорошо; так как вы хотите этого – я вам скажу: я тот человек, который, подвергая свою собственную жизнь опасности, почти один и без всякого оружия оросился между вами и вашими палачами в тот день, когда черные ноги привязали вас к столбу пытки… Но, – прибавил он с горькой иронией, – в этом свете всегда так: чем больше какая-нибудь услуга – тем меньше воспоминаний о ней. Вы забыли – это меня не удивляет, так как это в порядке вещей и должно было быть так; следовательно, мне не на что жаловаться.

– Я вспомнил. Навая Гамбусино! – вскричал Валентин, вскакивая и бросаясь к незнакомцу.

– Вы! О, я вас узнаю теперь.