Сожженные Леса

Валентин и Навая пошутили над вспышкой охотника и снова принялись за прерванный ужин; на этот раз он окончился благополучно. Лесные бегуны от постоянных сношений с краснокожими усвоили себе и привычки их, между которыми выдается особенно одна: никогда не задавать вопросов тому, кто находится под их кровом, и, как бы сильно ни было любопытство, никогда его не выказывать, но терпеливо ожидать, пока гость не вздумает сам объясниться; если же он принял чужое имя, то уважать вполне его инкогнито, не стараясь узнавать причин, по которым он действует, хотя бы поведение его и казалось странным.

В настоящую минуту Валентин не изменил своих индейских привычек: во все время ужина не сделал ни малейшего намека относительно слов, сказанных мексиканцем, и трое молодцов весело разговаривали о посторонних предметах. Мы говорим – трое, потому что Курумилла, верный своему безмолвию, не принимал никакого участия в их болтовне.

Бальюмер (Добрый Дух) нацедил из бочонка в кубок старой французской водки, которая произвела благотворное влияние на собеседников; охотники закурили трубки, Курумилла набил свой калюме, мексиканец скрутил папироску, и все четверо принялись курить с молчаливой важностью, которую сохраняют лесные бегуны, принимаясь за это упражнение, одно из высших для них наслаждений при кочующей жизни. В продолжение долгого времени ни одно слово не было произнесено. Наконец Курумилла встал, стряхнул пепел из калюме на палец, взял ружье, зарядил его и, не сказав ничего, вышел из пещеры.

– Начальник что-то пронюхал, – заговорил шутя Валентин.

– Похоже, – отвечал в том же тоне Бальюмер, – он с утра точно дичь поджидает. Верно, на след напал.

– Я сегодня наткнулся на двойной след, – сказал мексиканец, прервав свое молчание, – ничто не может нас беспокоить.

– Вы их исследовали? – быстро спросил Валентин.

– Да, по старой привычке охотника, которой я постоянно придерживаюсь!

– Что же вы нашли?

– Ничего важного. Оба следа идут на север, и, судя по отпечатку, надо предполагать, что это охотничья стезя, а не бранный след, но, впрочем, есть одна маленькая особенность, которая поразила меня.

– Какая? – спросил лениво Бальюмер.

– Вместе с мокасинами краснокожих я приметил лошадиные подковы и признак гвоздей, из чего можно предполагать, что торгаши янки пристали к индейцам.

– Но много ли их?

– Я не мог разобрать.

Валентин и Бальюмер переглянулись.

– Эти два следа шли рядом? – спросил Валентин.

– Нет, – живо отвечал мексиканец, – я даже почти уверен, что они чужды и, может быть, враждебны один другому.

– О! о!.. Почему вы сделали такое заключение?

– Первый след принадлежит кроу. Вы знаете их мокасины? Они остроголовые и украшены когтями серых медведей, которые глубоко вонзаются при ходьбе в землю.

– Верно, – возразил Валентин.

– На втором следу я поднял один мокасин, оставленный, вероятно, за ветхостью и принадлежащий черноногим. Странно, как эти враждебные племена могли встретиться на одном и том же поле охоты. Ну признаюсь, мне не вдогадку. Я только со вчерашнего дня в этой местности и не мог собрать никаких важных сведений относительно саванны.

– Когда вы приметили эти следы?

– Около восьми часов утра, и так как я продолжал путь свой, то, по моему расчету, я их миль за десять видел отсюда.

– Так направление их не в нашу сторону?

– Нет, совершенно обратное.

Эта уверенность не успокоила Валентина, а напротив, скорей еще более встревожила.

Из густого слоя дыма, произведенного папироской, мексиканец зорко наблюдал за охотником; наконец после короткого молчания он заговорил.

– Слушайте, Валентин, хотите знать мое мнение?

– Еще бы! – отвечал тот.

– Я уверен, что у нас троих мысль общая!

– Как, вы это понимаете! – воскликнули оба охотника.

– Друзья ли мы теперь?

– Самые преданные! – подхватил Валентин.

– В таком случае наши предприятия и интересы должны слиться воедино, и потому нам не следует ничего скрывать друг от друга.

– Это и мое мнение, – сказал Валентин.

– И мое, – отвечал Бальюмер.

– Не хвастаясь, мы все трое изучили степи и леса в совершенстве. Нет индейской дьявольщины, которую бы мы не поняли сразу. Все коварство краснокожих нам давно известно, и мое мнение, что это ложные следы, оставленные с намерением. Индейцы слишком хитры и лукавы, чтобы не скрыть по возможности свой след, когда они с охоты возвращаются домой. Мне случалось видеть, как индейцы, отправляясь торговать в мексиканские города, тщательно заметали отпечаток своих ног. Я не знаю побудительной причины вашего присутствия в этом краю; не знаю, чего вы ожидаете от индейцев, хорошего или дурного, но я твердо убежден, что если ваше предприятие имеет враждебный характер против них, то эти следы оставлены с тем, чтобы вас сбить с толку.

– Я это подумал, – сказал Валентин, – и в свою очередь объяснюсь откровенно. Мы действительно предприняли экспедицию против краснокожих и торгашей янки; но нами все предосторожности приняты, и хитрости индейских лисиц не обманут нас.

– Мы хорошо знаем, что окружены неприятелем, и вот почему я вас хотел арестовать.

– Вы меня приняли за их лазутчика?

– Черт возьми… да!