Жена Физрука принимает флешку и сует в сумочку. Воздух на улице пахнет жареной пищей. Продавец окунает чечевичные шарики в темный вок, наполненный маслом, и подает готовую еду в бумажных мисках, с кинзой и зеленым чатни. Рядом работает сапожник, под тусклым светом лампочки приклеивает отвалившуюся подошву.
Тротуар в трещинах, неровный, и Физрук с женой идут вдоль края дороги, мимо высохшей канавы. Фары машин то приближаются, то уносятся прочь. Часто нет места, чтобы двоим идти рядом.
Когда по экрану бегут финальные титры, Физрук сообщает жене главную новость дня.
– Да, чуть не забыл, – говорит он фальшиво.
Жена смотрит на него, все еще улыбаясь хеппи-энду, где герой и героиня фильма нашли наконец друг друга и обнимаются на альпийском лугу.
– Мне прислали приглашение на ланч, – говорит Физрук. – Бимала Пал пригласила меня в свой дом.
Он говорит спокойно, но сам замечает, что сердце его бьется чуть быстрее. И сон бежит прочь от глаз.
– Бимала Пал? – спрашивает удивленная жена. – На ланч
Физрук напрягается. Наверняка жена будет его отговаривать. Пока что она еще ничего не сказала о школьной инаугурации, для которой он брал полдня отгула, но…
Жена смеется.
– Ты смотри, – говорит она. – Сперва она к тебе в школу приходит, потом вот это. Может, ты ей действительно нравишься!
Физрук смеется с облегчением.
– Не забудь взять коробку приличных конфет, – говорит ему жена, – а не тех дешевых, что ты обычно ешь.
· Дживан ·
Во время телепросмотра, когда наши комментарии заглушают телевизор, появляется мадам Ума. Она медленно, с чувством поедает грушу.
– Ты. – Надкушенной грушей указывает на меня. – Там к тебе посетитель.
Я вскакиваю. Спину сводит судорогой, вдоль позвоночника бежит боль. Держась за спину, я выхожу в комнату посещений, где меня ждет адвокат Гобинд.
– Куда вы делись? – напускаюсь я на него. – Каждый раз, как пытаюсь вам позвонить, стою полчаса в очереди, кучу денег плачу за звонок, а потом ваш помощник берет трубку, и…
Адвокат разводит руками:
– У меня в работе семьдесят четыре дела, – говорит он. – Я не могу сидеть и ждать вашего звонка. Но работу-то ведь я делаю! Вот вышел на руководительницу группы хиджр этой вашей Лавли. Ее зовут Арджуни. Знаете такую?
Я качаю головой.
– Она мне сказала, что Лавли уехала, – говорит Гобинд.
– Что?
– Она сказала, что Лавли поехала в свою родную деревню…
– Где это?
– Где-то на севере. Она не знает точно.
Я смотрю на него долгим взглядом. Он кашляет в кулак и спрашивает:
– Вы хотите мне что-то рассказать?
– Думаете, я вру? – говорю я. – Врет эта руководительница. Да и
Я понижаю голос.
– Скажу матери, чтоб она нашла Лавли. Наверняка она здесь. Она никогда ни про какую деревню не говорила. И будет свидетельствовать, если я ее попрошу. Лавли расскажет, что как раз тогда я ее учила и что в пакете, который я тогда несла, были книги. Книги для нее.
– Ну попробуйте, – вздыхает Гобинд.
· Интерлюдия ·
ГОБИНД ПОСЕЩАЕТ ДУХОВНОГО ГУРУ
К обеденному перерыву в пятницу офис начинает меня раздражать. Никак не пристроить живот за письменным столом, чтобы было удобно. Дорожка термитов на стене как будто растет каждый раз, как я отворачиваюсь. Мой помощник со все большей целеустремленностью лечит простуженное горло сигаретами. Звонит телефон – это из школы моей дочери сообщают, что ее отстранили от уроков за то, что разбила очки другому ученику. Я звоню ее матери – пусть заберет из школы. У меня работы слишком много.
В такие дни помогает лишь одна вещь: я иду к моему гуру. Мой гуру, мой духовный наставник – женщина за семьдесят, и живет она на первом этаже дома, и дверь у нее всегда открыта. В гостиной на всех поверхностях стоят идолы богов. Пахнет утренними цветами. Она не ест мяса, не выходит из дому, не смотрит телевизор. Однажды я увидел у нее на коленях айпэд, но она его сразу убрала. Она занимается медитацией. Единственная ее плохая привычка – она подкармливает бродячих собак.
– Я думала, что ты сегодня придешь, дитя мое, – говорит она, поднимая глаза от коричневой собаки, которую гладит.
Собака гавкает. Я поднимаю руки, и она запрыгивает мне на колени. Не люблю собак. Моя гуру зовет ее, и псина тут же устраивается у ее ног, глядя на меня.
– Я видела в твоей жизни тучи, – говорит моя гуру. – Но тучи рассеиваются.