Совы в Афинах

Финикийцы приправили греческий своим собственным резким, гортанным акцентом. Чванливые кельтские наемники превратили его в музыкальный. Ликийцы говорили с чиханием. Карийцы и лидийцы сделали все возможное, чтобы обыграть эллинов в их собственной игре. И - Соклей с интересом посмотрел на парня - там был итальянец в тоге: самнит или, возможно, даже римлянин с дальнего конца полуострова. Соклей не испытывал ни малейшего интереса к римлянам. Во время последнего путешествия Афродиты на запад, тремя годами ранее, римская трирема едва не потопила ее.

Он прогуливался по рыночной площади, в основном слушая или наблюдая, время от времени останавливаясь, чтобы осмотреть товары, посплетничать или потратить оболос на горсть нута, обжаренного в оливковом масле. Имя Деметрия, сына Антигона, было на устах у многих мужчин. Своей молодостью и энергией - и своим впечатляющим налетом на Афины - он, казалось, затмил своего отца в умах многих людей. “Что Деметрий будет делать дальше?” - этот вопрос Соклей слышал снова и снова.

На самом деле он слышал это так часто, что в конце концов потерял терпение и сказал: “Деметрий сделает все, что скажет ему Антигон, вот что. Он правая рука Антигона, да, а его брат Филипп - левая, но Антигон - это мозг и сердце”.

“И откуда ты так много знаешь об этом, о дивный?” - усмехнулся последний Что Деметрий будет делать дальше?- сейер, мужчина, который стоял за столом, заставленным раскрашенными терракотовыми статуэтками.

“Потому что я вернулся из Афин меньше месяца назад”, - ответил Соклей. “Потому что я слышал речь Деметриоса на Ассамблее и слышал, как он всегда отдавал должное своему отцу за все, что тот делал. Потому что я ужинал с ним, когда мы с моим двоюродным братом продавали ему трюфели и вино. И потому, что Антигон был важным маршалом уже более тридцати лет - со времен Филиппа Македонского, - и он не собирается исчезать, как пух на одуванчике.”

Мужчина за столиком рядом с продавцом статуэток рассмеялся. “Думаю, он сказал тебе, Лафейдес”.

Лафейд остался непокоренным. “Ха!” - сказал он. “Антигону сейчас столько же лет, сколько Зевсу”.

“Он тоже почти такой же хитрый, как Зевс”, - сказал Соклей. “Забудь о Деметрии. Ты бы хотел, чтобы Антигон был врагом? Хотели бы вы, чтобы у Родоса был враг Антигон? Я знаю, что не стал бы ”.

“Я бы предпочел его, чем Деметриоса”, - упрямо сказал Лафейдес.

Соклей задавался вопросом, как некоторые люди могут быть настолько слепы, и как Родос мог надеяться выжить, если они были такими. Единственным ответом, пришедшим ему в голову, было то, что в других полисах тоже была своя доля таких дураков, и поэтому все выровнялось. Это не совсем успокоило его. “Разве ты не понимаешь?” - сказал он почти умоляюще. “У вас не может быть Деметрия без Антигона, потому что Деметрий не делает ничего, чего бы ему не приказал его отец”.

“Он трахает хорошеньких женщин - многих из них, судя по тому, что говорят люди”, - ответил Лафейдес.

Он менял тему? Или он действительно думал, что это было реальным возвращением к тому, что сказал Соклей? Соклей не был уверен, но подозревал худшее. Он сказал: “Лучшее, что могло случиться с Родосом, - это чтобы и Антигон, и Деметрий” - он использовал двойное число, чтобы показать, что они составляют естественную пару, - ”полностью забыли о ней”.

Грамматические тонкости были забыты Лафейдесом. Продавец статуэток выпятил свой щетинистый подбородок и сказал: “Я их не боюсь”.

“Ты, несомненно, быстроногий Ахиллеус, приезжай снова”, - сказал Соклей. Приняв сарказм за комплимент, Лафейдес приосанился. Соклей вздохнул. Он боялся, что продавец статуэток так и сделает.

12

Баукис сделала пируэт во внутреннем дворе. Подол ее длинного хитона на мгновение взлетел, обнажив пару стройных лодыжек. Менедем оценивающе наблюдал, делая все возможное, чтобы его не заметили: она выпендривалась перед его отцом, а не перед ним. Обеспокоенным тоном она спросила: “Я хорошо выгляжу?”

Менедем не мог не опустить голову. Глаза Филодема, к счастью, были устремлены на Баукиса. Мужчина постарше тоже опустил голову. “Ты прекрасно выглядишь, моя дорогая”, - сказал он. В кои-то веки они с Менедемом полностью согласились.

Его жена взволнованно хлопнула в ладоши. Золото блестело на ее пальцах, запястьях и в ушах. В одном из ее колец был большой темно-зеленый изумруд, который Филодем купил для себя - другими словами, для нее, - после того, как Менедем получил немало драгоценных камней от шкипера торгового судна из Александрии.

“Я могу выйти в город!” Баукис сказала - на самом деле пискнула. Она снова хлопнула в ладоши. “Я могу выйти в город без вуали! Я даже могу выходить из города без вуали!”

Филодем что-то пробормотал, но у него хватило ума не выражаться слишком ясно. Шествие к храму Геры в восьми или десяти стадиях к югу от городской стены - за кладбищами - было праздником, которого женщины Родоса с нетерпением ждали каждый год. Это дало им мгновенный вкус к свободной и открытой жизни, от которой обычай удерживал их большую часть времени.