– Как показывает наша служба, такое не редкость. Но вы не ответили на вопрос: часто ли он наведывается к вам на ночь глядя?
– А вы с какой целью интересуетесь?
– История знает такие случаи, мэм. Добропорядочные граждане вроде вас думают, что совершают благое дело, предлагая нам свою версию. – Рыжеволосый коротышка теперь перехватил инициативу. Нащупав слабые стороны Люси, он с удовольствием давил на кнопки.
– Каков же ход… ваших рассуждений? По-вашему, Джозеф собирался взломать дверь, а я, лишь бы его выгородить, свидетельствую, что он заглянул на чашку чая? В каком из возможных миров такое бывает?
– Хорошо, тогда как вы познакомились?
– Я на вас подам жалобу.
– Имеете полное право.
– Пойдем, Джозеф.
Бок о бок с ней Джозеф зашагал по дорожке. У двери до них донеслись неразборчивые слова коротышки и гогот долговязого. Разговор у них, конечно, мог быть о чем угодно, однако получилось уж слишком явно. Люси развернулась было, чтобы пойти назад, но Джозеф мягко подтолкнул ее к порогу.
– Хочешь глотнуть виски, или бренди, или еще чего-нибудь? – предложила Люси, наливая себе бокал вина из откупоренной бутылки, которая, казалось, бессменно стояла в холодильнике.
– Май на дворе, – ответил Джозеф. – Да и не так уж долго я на улице торчал.
– Не от мороза, а от стресса.
Джозеф хохотнул, но тут же понял, что она не шутит.
– Вот гады.
– Да уж.
– Ты не сердишься?
– На что? Да нет, не особенно.
– А я зла. Я просто в ярости.
Он хотел извиниться за то, что чуть не назвал ее расисткой, но от этого она могла взбелениться, и ситуация осложнилась бы еще больше. А у него не было желания выслушивать, какие чувства ему надлежит испытывать в данный момент.
– Я понимаю, ты хотела, как лучше, – сказал он. – Выкинь это из головы.
– Почему же?
– Честно? Да потому, что невелика важность.
– В том-то и ужас. Потому что этого как раз спускать нельзя.
– Ты против того, чтобы полицейские приезжали среди ночи, если у твоего дома ошивается незнамо кто? Лично я не против.
– В тебе говорит бравада.
– Вот только не нужно мне объяснять мои ощущения.
– Я объясняю лишь то, что от этого инцидента нельзя отмахиваться как от пустой случайности.
– Черт побери, Люси. Да если не отмахиваться от такой фигни, я с ума сойду.
От всех этих сложностей на него вдруг накатило изнеможение.
– Мне так стыдно, что я тогда сморозила насчет пения, – сказала Люси. – Просто по недомыслию.
– Я и сам хотел извиниться. За свою реакцию.
– Тебе извиняться не за что. Я не сообразила, как это прозвучало по отношению к тебе.
– Да никак это не прозвучало. Я взъелся из-за того, что трек получился так себе, и выпалил первое, что на ум пришло.
– Как на тебя действуют такие случаи?
– Стычки с полицией? Поначалу злюсь, естественно. А потом радуюсь, что живу не в Америке. В основном нашенские копы – просто болваны, которые начинают тебя плющить, а потом отваливают. А в Штатах тебя убивают. Фу ты. Не тебя, конечно.
Люси притихла, но по ее лицу можно было догадаться о многом.
– Тебе когда-нибудь…
Он тут же перебил:
– Послушай, мне известно одно: я – это я. А говорить за других не берусь.
– Мне этого достаточно.
– Нельзя же, согласись, каждые две минуты допытываться, каково человеку быть самим собой? Я ведь не собираюсь из тебя вытягивать, каково это – быть женщиной, или учительницей, или в возрасте за сорок.
– Если хочешь – спрашивай.
– Подозреваю, что каждый день ответы будут разными.
Люси с улыбкой поцеловала его в щеку, будто клюнула – второпях, но ласково.
– Соображаешь, – сказала она, и он вспыхнул. – Наверное, так и складываются отношения, – добавила Люси. – Из понимания, каково это – быть твоей второй половинкой.
– Возможно.
– И наскоком ничего не добьешься. Тут время требуется.
– Время у меня как раз есть, а у тебя?
– Для тебя – есть.
Тут Джозеф поцеловал ее как надо.
– Вот видишь? – сказала Люси, когда они переводили дыхание. – За это мы должны сказать им спасибо.
– Кому?
– Да этим проклятым полицейским. За ускорение процесса.
Она со смехом взяла его за руку и повела наверх.
8
Но комната наверху – и мальчики, и «Клан Сопрано» – была их ответом на все вопросы, и Люси начала задумываться, что будет, когда вопросы начнут усложняться. Она все еще любила их общий мыльный пузырь, но в нем было тесно и душновато, а нынче оба вели такой образ жизни, который удивлял и раздражал их знакомых: и Люси, и Джозеф отказывались от всяких встреч, от приглашений и тусовок. Они смотрели очередную серию и занимались любовью, смотрели еще серию и занимались любовью или же смотрели две серии подряд и не занимались любовью. Но хотя бы одну серию смотрели всегда и почти всегда занимались любовью.
– Ты в шахматы играешь? – однажды спросил Джозеф.
В тот день мальчишки ночевали у Пола, а потому Люси с Джозефом занялись любовью и посмотрели очередную серию – именно в такой последовательности. Они дошли до конца второго сезона, но решили не приступать сразу к третьему.
– Нет. Ну, в принципе ходы знаю. И шахматы у нас есть. Хочешь сыграть?
– Мм, только если…
– Только если я сразу не сяду в лужу?
Джозеф рассмеялся:
– Грубо выражаясь – именно так.
– Может, лучше в нарды?