Совсем как ты

– А подушка на что? Ты ничего не увидишь.

– Я тебе говорила, что передумала насчет референдума? Буду голосовать за выход.

– Это почему?

– Да потому, что Национальной службе здравоохранения начнут выделять больше средств.

– Ты повелась на автобусную агитку? Триста пятьдесят миллионов в неделю? Тебя обманывают. Даже я это понимаю.

– Да. Обманывают. Мы тут на отделении зацепились языками, а потом взяли да проверили по источникам Би-би-си. Но…

– Ты это знаешь и все равно собираешься голосовать за тех, кто тебе врет?

– Би-би-си говорит, дотаций будет на сто шестьдесят один миллион.

– Значит, вранья было только на два ляма в неделю. Всего ничего.

– Сто шестьдесят один миллион в неделю, Джозеф! Подумать только, какие откроются возможности!

– До вас дойдет не вся сумма.

– Ты просто не хочешь рассуждать всерьез.

– А что же с тем европейским персоналом, за который ты так радела?

– Приток рабочей силы никуда не денется. Но он будет упорядочен, как в Австралии. Введут систему баллов. У кого выше профессиональный уровень, у кого лучше знания английского и так далее, тому и будет отдаваться предпочтение.

– Кто тебе такое сказал?

– Джанин. Она тоже за выход. Как и половина санитарок.

– Тогда почему другая половина против?

– Это ты у них спроси. Или поинтересуйся у своей дамы сердца. Она, небось, за выход голосовать не собирается, верно?

– Она мне не дама сердца.

– А кто ж она тебе?

– Дама сердца – это все равно что любовница?

– Вот-вот. А она у тебя к тому же семейная.

– Они с мужем разошлись. Но я-то свободен, правда?

– Не знаю, что и думать, – вон ты сколько времени там пропадаешь.

Его мать могла вести любой спор сколь угодно долго, просто меняя ракурс в самый неожиданный момент.

– Когда, интересно знать, я с ней познакомлюсь?

– Это не то, что ты думаешь, – сказал он.

Такая опрометчивая реплика вряд ли могла пресечь дальнейшие расспросы.

– А что же еще?

– Ну, это не тот случай, пойми, дескать, ах, я хочу представить тебя маме.

– Отчего же?

– Всем будет неловко.

– Надо думать, она по такому случаю набросит какую-никакую одежонку.

– Господи Исусе, мама.

– И нечего приплетать Господа к своим шашням.

Вот опять. Сама перевела разговор на сальности, а его сделала виноватым.

– Не вижу препятствий. Охотно познакомлюсь с этими сорванцами. Они, похоже, лапушки. Да и с ней я не прочь встретиться, если она того заслуживает.

– У нас нет ничего серьезного.

– Стало быть, она для тебя ничего не значит. Так, голый секс.

– Нет, она для меня кое-что значит. Но через минуту это может испариться.

Когда он говорил, про себя или вслух, нечто подобное, у него сводило живот, как при спуске в лифте. Но это была чистая правда: их история могла закончиться в любой миг.

– И сколько же продлится минута?

– Понятия не имею.

– Сутки?

– Ну нет.

На такие вещи у него было нутряное чутье. И если он не хотел, чтобы их отношения испарились прямо с утра, значит ему стоило прямо сейчас поспешить к Люси, чтобы извиниться за сорвавшееся с языка слово «расистка». А то вдруг она решит, что искра уже погасла?

– Целый месяц? Или полгода?

– Понятия не имею. Все возможно.

– То есть ты собираешься знакомить меня лишь с теми, на ком решил жениться.

– Ты многих моих подруг видела.

– Только потому, что тебе больше некуда было их привести. А у этой женщины есть собственный дом. Этак у вас и года на два растянется. Ты будешь каждый вечер исчезать, а мне останется только глазами хлопать?

– Вот через два года вас и познакомлю. Слово даю. Какое сегодня число?

– Двенадцатое мая.

– Следовательно, в две тысячи восемнадцатом году, ровно двенадцатого мая, мы все отправимся в ресторан. Я приглашаю.

– Надо думать, одиннадцатого числа ты с ней порвешь.

– Других сценариев не предвидится?

– Нет. Тебе на пользу пойдет.

Пока на экране в окружении родни умирал старик с болезнью Альцгеймера, Джозеф отправил Люси SMS с вопросом: можно ли ему приехать?

«Думала, ты уже никогда не спросишь», написала она в ответ, аккуратно поставив запятую.

Сначала он позвонил, затем постучал, но не хотел шуметь. Наверху, в ванной, горел свет – не иначе как она принимала душ, и, возможно, по случаю его прихода. Он отправил еще одну эсэмэску и выжидающе прислонился к двери, но не уловил никакого движения; мимо прошел сосед, с которым Джозеф прежде не сталкивался, и вставил ключ в замочную скважину. Мужчине было хорошо видно Джозефа поверх невысокой живой изгороди, разделявшей два участка.

– Помощь не нужна? – осведомился сосед.

На вид ему было под сорок; в одной рубашке, но при галстуке, пиджак переброшен через руку. Не то финансист, не то адвокат, выходивший пропустить стаканчик на сон грядущий.

– Нет, все в порядке, – ответил Джозеф.

– Разрешите спросить: что вы здесь делаете?

– Я стучусь, а она не слышит. Душ принимает.

– Она вас ждет?

– Угу.

– Довольно поздний визит.

– По-моему, вас это не касается.

– На вашем месте я бы не наглел, молодой человек.

– Я и не наглею. Просто отмечаю, что вопрос не в тему.

– Это не вопрос, а наблюдение.