Совсем как ты

– Так это здорово. И в чем причина?

– Да вот же. В этом. Я подпрягся. Листовки раздавать, то-се. – Он указывал пальцем на плакат.

– Тебе-то не все равно?

– Ты совсем об этом не думал?

– Ни разу. Мне казалось, все предпочтут остаться.

– Нет, дружок. У нас на районе – нет. Буквально никто не хочет оставаться. А ты с кем, например, беседовал?

Джозеф решил, что Крису не обязательно знать о Люси и других покупателях мясных продуктов.

– Даже не знаю. Такое сложилось впечатление.

– Неправильное.

– Ладно, я теперь подумаю как следует.

– Тут и думать нечего. Если ты – трудящийся.

– Ты мне постоянно твердишь, что я груши околачиваю.

– Я знаю, ты вкалываешь, сынок. Кто не занимается монтажом строительных лесов, тот совсем не обязательно лоботряс.

У Джозефа едва не отвисла челюсть. Такое мнение отец прежде не разделял и не высказывал.

– Квартира блестит.

– Спрос рождает предложение. Если они хотят, чтобы Лондон и дальше строился, пусть платят людям по-человечески.

Крис передал Джозефу кружку чая. На ней едва просматривалась полустертая надпись «Отец года». Наверное, прочесть ее мог только Джозеф. Он сам давным-давно подарил Крису эту кружку. Сейчас ему хотелось ее забрать. И еще хотелось, чтобы отец купил пару новых кружек.

– Видишь ли, какая штука: я ничего не имею против иммиграции. Мы и сами тут обосновались в результате иммиграции. Но эти-то, нынешние, не желают интегрироваться в Британию, согласен? Все эти восточноевропейцы и прочие. Это же рвачи. Им лишь бы вытеснить местных, срубить бабла и свалить восвояси. А мы между тем, осевшие в одном из самых дорогих городов мира, не можем заработать себе на жизнь.

– Вот-вот.

– Помнишь Келвина – мы с ним вместе работали на Кэнери-Уорф-Тауэр?

– Не помню.

– Так вот, мы до сих пор общаемся. И он прикинул, что в отсутствие восточноевропейцев наниматели будут вынуждены поднять зарплату до двадцати пяти фунтов в час.

– Ты с Грейс давно не виделся?

– Почему ты не слушаешь? Тебе неинтересно?

– Мне интересно. Просто у меня времени в обрез, я в кино иду и хотел успеть еще кое-что обсудить.

– Она сюда носу не кажет.

Сестра Джозефа снимала квартиру в Южном Лондоне на паях с подругами. Работала она помощником воспитателя там же, в Бэлеме.

– А ты ее приглашал?

– Нет.

– Могли бы где-нибудь с ней встретиться.

– «Где-нибудь с ней встретиться». Где я, по-твоему, могу с ней встретиться?

В прежние времена, то есть с месяц назад, пока Крис еще не обрел свою цель в жизни, это была его излюбленная уловка: повторить высказанное собеседником предложение и тут же выдвинуть неопровержимый, с его точки зрения, аргумент в форме вопроса. Такая привычка родилась из его депрессии, но Джозефу частенько приходилось подавлять смешок, так как для снятия этого вопроса ему в большинстве случаев хватало пары слов.

– В пабе? В «Макдональдсе»?

– Можно попробовать.

Согласись Крис на встречу с дочерью, Джозеф бы понял, что выход из Евросоюза – более мощное средство, чем любая таблетка счастья. Голосуй за выход, чтобы объединить несчастливые семьи.

Джез сделала над собой усилие: она выглядела как и положено девушке, пришедшей на свидание. К леггинсам подобрала облегающую блузу в пайетках, на лицо нанесла пудру с блестками. А Джозеф явился в спортивных штанах и футболке «Найк», отчего вроде бы раскаялся, но не настолько, чтобы извиняться. Они выбрали ужастик «Мясник Сатаны». На афише был изображен мясник в окровавленном фартуке и с большим тесаком. У мясника были красные глаза.

– Надеюсь, фильм будет про мясника, который одержим Сатаной и кромсает людей, – сказал Джозеф, намереваясь пошутить. Афиша, впрочем, не допускала избытка толкований.

– А про что ж еще? – И Джез взглянула на него как на идиота.