Современный нигилизм. Хроника

Другими словами, нигилизм необязательно приведет к победе «хаоса», это может быть его побочным эффектом, а не отличительной чертой. И напротив, по мнению Юнгера, именно в «больших упорядоченных системах» такое условие нашло бы наиболее благодатную почву, так как «порядок не только приветствуется нигилизмом, но и является его частью». По этой причине Юнгер с глубокой печалью замечает, что в концентрационных лагерях, то есть именно «в тех местах, где нигилизм демонстрирует свои самые тревожные стороны, например, в местах физического уничтожения, господствуют трезвость, гигиена и строгий порядок». И чем быстрее нигилизм приближает «исчезновение [Schwund]» мира, тем быстрее побеждает порядок Левиафана – государства, которое все контролирует и всем распоряжается.

Левиафан – вот поворотный момент нашего времени – это техника в своем чистом виде, техника сама по себе, которая уже не только используется, порабощается и управляется государствами (или используется в частных интересах). Просто вспомните о «технологической» войне – этой новой версии «идеологической» войны, – которая уже столько лет беспрепятственно идет между США и Китаем. Но в какой-то момент даже Штаты и крупные технологические компании потеряют контроль над технологиями, и технологии будут управлять ими, и к ним перейдет роль библейского божества с абсолютной властью, Левиафана, на глобальном, универсальном и политико-метафизическом уровне, публичном или частном.

Но техника – явление неоднозначное. Для начала скажу, что я использую термин «неоднозначное» не в смысле обманчивого намерения или двойственного поведения, а в этимологическом смысле: он подразумевает крайнюю нерешительность в отношении своих намерений и возможностей, которые можно прочитать двояко, при этом одно прочтение не отменяет другое, а постоянно ссылается на него. Как объяснить эту неоднозначность? Возможно, тут нам на помощь придет наш технический или технологический опыт. Как справедливо отмечали философы (например Умберто Галимберти), эти понятия тесно связаны друг с другом, но не идентичны, поскольку «технология» – это набор средств или инструментов, с помощью которых мы пользуемся возможностями нашего технического аппарата, в то время как «техника» в своем прямом значении представляет собой особый тип рациональности, на концептуальном уровне главенствующий над самой идеей такого аппарата, – это идея поиска и обеспечения оптимального решения любой проблемы наиболее «экономичным» и максимально быстрым способом.

Используя технологические средства и технико-инструментальную рациональность, мы пользуемся и играем в том смысле, что мы имеем в своем распоряжении все ее необыкновенные возможности. В то же время достаточно остановиться на мгновение, чтобы осознать риск того, что мы постоянно и непреднамеренно куда-то торопимся, риск быть обыгранными ею и оказаться каким-то образом в ее власти, когда наши желания и возможности предопределены и определены ею. Эта двусмысленность не позволяет нам рассматривать технологию только как систему, которая заманивает человека в безвыходную ловушку, но в то же время ее нельзя рассматривать и только как путь, который приведет к идеальному и счастливому правлению нашим существованием. Оба этих взгляда могут равноценно стать судьбой нашего времени и нашего «Я». Таким образом эта двусмысленность заставляет нас задуматься и задаться важным вопросом: каким образом и в какой степени время, в которое мы живем, побуждает нас осознавать самих себя?

Технологии сделали нас «сильными». Их влияние захватывающим и соблазнительным образом неизбежно увеличивает нашу силу и возможности. Но в то же время это может привести к тому, что мы станем лишними. Мы можем управлять техникой и решать, как достичь своих целей с помощью ее инструментов, но еще можем оказаться бесполезными в деле управления системой, которая все больше и больше становится способна к самоконтролю и имеет тенденцию стать самодостаточной. Это нерешенная загадка множества научно-фантастических рассказов, когда изобретение получает автономность и лишает власти или жизни своего создателя. Что-то вроде «секуляризации» технологического творения, способной в конце концов отодвинуть на задний план творца.

Столкнувшись с такой счастливой в своей провокационной силе двусмысленностью, проблема заключается не столько и не только в том, чтобы опасаться угрозы и попытаться от нее защититься, а, скорее, в том, чтобы противостоять ей и встретить лицом к лицу, ответить на ее провокацию. С другой стороны, невозможно избежать тесного контакта с техникой, просто отказавшись от ее использования, потому что техника не только принадлежит нашему миру, она уже давно пронизывает его сверху донизу, это не только контекстуальный элемент географии наших обществ, но и наша собственная среда обитания. Было бы наивно и самонадеянно пытаться убежать от нее. Это словно абстрактный или утопический призыв, который не учитывает реальный опыт.