Современники

— И правильно, что ты улыбаешься, милый. Мы с Нюшей так рассудили. Михаил с Лидой оба ласковые, обходительные, они в большом городе и человека себе, если надо, легко найдут, да и в случае чего могут тёщу вытребовать, у них тёща имеется. Так? Федор с Симой хоть проездные и командировочные нам прислали, у них тоже не крайность: детей можно в колхоз, к Симиному отцу, к свату моему, отправить. Я там у него бывала — крепкий, приятный колхоз, и живут просторно, ребятам раздолье, горы, река... А у младшенького-то мово, у Семёна Петровича, хоть жена у него и репей, бог с ней совсем, а положение действительно серьёзное. Возьмёшь молоденькую в няньки — через месяц на курсы бежит. И правильно бежит! Ей профессию надо, чего ради она будет в няньках болтаться, когда, может, из неё через год-другой знаменитый человек выйдет? Ну, а старух в окрестных станицах давно поразбирали. Сколько людищей-то понаехало! Да и не очень-то они идут к чужим в няньки, станичные старухи. Очень им надо, когда колхозы тут богатые, всё у них есть! Да и свои-то внуки — они милей чужих детей.

— Стало быть, к занозистой невестке и едете?

— К занозистой и еду. А как же, тут важнейшая стройка, должны и мы с Нюшей, чем можем, помочь!.. Да и что это, милый, значит: занозистая! Приеду — будет рада до смерти: «мамашенька» да «мамашенька»... Жизнь-то, она вежливости учит. А в случае чего — до свиданья, и на поезд. Деньги на билет у меня всегда в кармане, пенсия идёт, комната ждёт. Мы с Нюшей — люди самостоятельные.

И так уж это случилось, боль ли утихла или усталость взяла своё, но Василий Рыбников заснул в кресле под мерный старушечий голос.

Проснулся он на рассвете. Кто-то сильно тряс его за плечо. Это был вчерашний геолог. Лицо у него было озабоченное:

— Ну и спите!.. Вы ведь здешний? Говорите скорей: чтобы попасть на Отрадный, где слезать? Тут, на Новой, или до гидроузла плыть?

— Как, уже Новая?

— Ну да, минут пять, как привалили.

Рыбников бросился в каюту, схватил чемоданчик. Геолог шел за ним по пятам:

— Ну так где же слезать: здесь или дальше?

— Если есть транспорт, слезайте здесь, тут втрое ближе. Только с транспортом худо: слякоть, дороги разъехались. Легковой сейчас не пробиться, только грузовик, да и то не всякий... Я вот слезаю, за мной приедут. Пока!

Геолог уже не слушал. Он исчез и через мгновение показался на прогибающихся сходнях с чемоданом, баулом и скаткой свёрнутой постели. Вслед за ним, боязливо держась за его плечо, шла давешняя старушка. Усатый монтажник нёс на руках спящую девочку. И едва провожавшие старуху успели вернуться на пароход, как сходни подняли и, производя своими суетливыми плицами шумную кутерьму, судно начало отваливать.

— Бабушка! Младшенького, Семёна Петровича, приветствуйте!..

— Не давайте снохе потачки! — слышалось с удаляющейся палубы.

— Вот балагуры, рассказать ничего нельзя! — улыбалась старушка, помахивая вслед удаляющемуся пароходу сухой маленькой ручкой. — Вот, долго ли вместе проехали, а будто сроднились, и расставаться жалко...

— Вы как думаете до Отрадного-то добираться? Машину, что ль, сын пришлёт? — спросил Василий Рыбников.

— Я ему и не написала. Они там вон что-то в эксплуатацию сдают, чего его пустяками беспокоить...

— Ай-яй-яй, — не на шутку встревожился Рыбников, — как же так можно! Ведь до Отрадного больше сорока километров, вы об этом подумали? А погода — вон она какая: глушь, степь, дороги развалились...

Злой дождь, косой и холодный, дробно стучал в железную крышу пристани. Мелкая сердитая волна часто пошлёпывала по борту дебаркадера. Всё кругом, будто на дне старого погреба, было пропитано студёной, промозглой сыростью.

— Как люди, так и я, — вздохнула старушка.

— А где ж они, люди?

— Ты-то вот как поедешь?

— За мной машина придёт, но мне в другую сторону, понимаете... Ну как вы сошли, ни о чём никого не расспросив! Как это можно, взять вот так да и сойти, да еще с ребёнком. Эх!

— Не шуми, не шуми, Нюшу разбудишь! — невозмутимо отозвалась старушка, поправляя шаль, прикрывавшую девочку. — Не в Америке, чай, не пропадём — кругом свои люди. Сколько мы с Нюшей ни путешествовали, нигде не пропали... Вон, слышь, гудят. Не тебя ли кличут?

На невысоком берегу в промозглой мгле настойчиво ревела сирена автомашины. Потом под чьими-то ногами захлюпали сходни. На пристани появился коренастый паренёк в синем комбинезоне, с ног до головы облепленный грязью. Увидев держащегося за щёку Рыбникова, он виновато опустил глаза:

— Извините, Василий Иванович! Три раза в грязи по самый дифер сидел — развезло, ужас... Балки разлились.

— Возьми вон эти вещи, — кивнул Рыбников на имущество старушки. Сам же он поднял девочку и сердито сказал: — Пошли, мамаша!

— Ну что ж, пошли так пошли, — спокойно согласилась старушка и деловито осмотрелась кругом — не забыла ли чего.