Современная повесть ГДР

Все выпили довольно крепко. Но Герд не вступал в разговоры: менял тему, уклонялся от расспросов, придумывал неотложные дела, чтобы поскорее исчезнуть. Когда Хеннер спросил его напрямик, почему он не хочет говорить с нами, тот потерял самообладание. Анна вообще впала в истерику — выплеснула водку ему прямо в лицо. Было ясно, что жизнь не приносит ей ни малейшего удовлетворения. Ночью во дворе я чуть-чуть прикоснулся к ней — просто так, по старой дружбе. Она с такой силой бросилась мне на шею, что я едва оторвал ее от себя. Было, по-моему, уже довольно поздно.

Когда все разбрелись по своим углам, я остановил Герда в комнате. Мне хотелось потолковать с ним как со старым другом.

— Сейчас не время, — ответил он.

— Нет, ты послушай! — сказал я. — Ты ждешь от нас восхищения, для этого ты и заманил нас к себе. Но трещин в потолке тебе все равно не скрыть. Даже с помощью красноречия.

— Браво, — усмехнулся Герд. — Ты этот монолог учил наизусть?

— Я говорю то, что вижу…

И тогда Герд взбеленился.

— Ну а твоя работа? — заорал он. — Человек для вас не ценнее, чем подопытный кролик! А уж как я устраиваю собственную жизнь, это пока еще мое личное дело!

— Подумай по крайней мере о жене…

— А о чем думаешь ты? Твоя Марга только и знает, что толстеет да умирает от тоски, а ты не можешь оторвать глаз от задницы какой-нибудь вертихвостки! Так что не разыгрывай, бога ради, с твоей Маргой счастливую парочку!

Надо признать, оба мы набрались как следует. Не помню, кто первым пустил в ход кулаки. В моем мозгу запечатлелось только, как по лестнице спускается Анна в ночной рубашке — мне видны даже ее груди — и я жду, что она начнет извиняться за своего муженька. В конце концов, я все же гость в их доме! Но она направляется к Герду, обнимает его, не говоря ни слова, и исчезает так же молча, как появилась. Прямо-таки шабаш ведьм!

На этом все и кончилось. Я извинился перед Гердом — до сих пор не могу понять за что. Мы больше никогда не вспоминали об этом инциденте. Зато теперь я еще лучше знаю, с каким «бзиком» она, его Анна…

По-настоящему нормальной среди всех была разве что та девица, которую притащил с собой Хеннер. У нее по крайней мере не приходилось выискивать намеков в каждом слове. Может, я и позавидовал тогда Хеннеру, но уж никак не потому, что он ложится с ней каждую ночь в постель.

АННА

Я чувствовала себя разбитой и смертельно усталой. В обычное время дом по ночам был полон разных звуков, таинственных и страшных. В эту же ночь в нем стояла мертвая тишина, хотя он был переполнен людьми. И это казалось еще страшнее.

Было уже поздно, когда я услышала внизу голоса.

Они становились все громче. Я открыла дверь и, как была, в ночной рубашке, присела на верхней ступеньке лестницы. В голове вертелись какие-то кусочки виденного за день, точно в калейдоскопе: лица гостей, повернутые к воротам, — все ждут Карину… Я на кухне: готовлю еду, мою рюмки, до меня никому нет дела. Но у меня не хватает сил для обиды…

Дитер рассказывает об институте, где лечат диабетиков, которым уже не помогают инъекции. О том, что у них разрабатываются специальные приборы, позволяющие вводить больным лекарства автоматически круглые сутки…

Еще: я сижу у костра, по коже у меня ползут мурашки. Все возбуждены. Я молчу…

Я сижу в ночной рубашке на лестнице и ежусь от холода. До меня доносятся голоса.

— Здоровые не выдержат, — говорит Герд. — Они задохнутся.

— Вы не даете мертвым умереть… — Неужели этот голос принадлежит мне?

Я слышу, как в подвале работает насос, перекачивающий инсулин. Чувствую укол в вену. Кровь разносит раствор лекарства по моему телу, и мне делается тепло. Я встаю с верхней ступеньки и спускаюсь вниз. Вижу руки Дитера, вцепившиеся в рубашку Герда, стерильные иглы для забора крови. Я обнимаю безжизненное тело Герда — холодное, как у трупа. Я люблю тебя, говорю я ему. Язык подчиняется мне с трудом. Я иду к двери, из которой не выходила…

Марга лежала в постели и дрожала: что там у вас происходит?

Ее тело съежилось — она оторвалась от насоса с инсулином и умирала. Я потрогала ее безжизненную оболочку, и это успокоило меня.

ХЕННЕР

Я проснулся, когда в крови поубавилось алкоголя. Кровать подо мной качалась, как лодка. Как же я забыл прихватить с собой бутылку, чтобы опохмелиться? Рени спала мертвым сном. Недоступная для меня. В желудке, переполненном кислотой, бушевала буря. Чувствовал я себя весьма скверно.

Не так-то легко оказалось найти желудочные таблетки в этой темной клетушке под крышей. Тычась, как слепой, я угодил головой в поперечную балку.

Отвратительно пахло каким-то древесным лаком.

Зачем, каким ветром занесло меня сюда? — вертелся у меня в голове вопрос, причем именно сейчас, когда кривая моей жизни достигла самой нижней отметки и когда у меня не осталось ничего, кроме пары собственных рук. Да еще кроме чувства вины перед семьей, которую я покинул…

Что это — тщеславие, желание похвастаться успехом, которого нет?