Современная повесть ГДР

— Предоставь это мне, — сказала я. Мне не хотелось, чтобы она устраивала здесь сцену.

Дитер стоял перед дверью уборной.

— Уходи отсюда, — сказала я и отвела его в сторону. Он подчинился послушно, как ребенок.

— Жена ненавидит меня, — прошептал он. — А я хочу любви, и ничего больше, только немножко любви…

Он начал всхлипывать, положил голову мне на плечо, расстегнул блузку и с чмоканьем прижался губами к моей груди.

Мимо прошла Рени, не обратив на нас ни малейшего внимания. Она негромко стонала.

— Возвращайся к столу, — сказала я Дитеру.

Я отвела его обратно к столу и заметала вопросительный взгляд Герда: ты ему все рассказала?

— Ты пьян, — сказала я, хотя видела, что он почти не пил.

— Я точно знаю, — крикнул Герд, — за кого вы все меня принимаете! За неудачника, да-да! Теперь об этом можно сказать открыто! А то все — за моей спиной!..

Он налил полную рюмку и хотел выпить. Я взяла ее у него из рук и выплеснула водку ему в лицо. Потом повернулась и ушла в дом.

ГЕРД

— Жаль, — заметил Хеннер, — что не все собрались.

Он сказал это как бы между прочим, в обычной для него манере, которая всегда вызывала у меня сомнение в его искренности.

— Может, завтра Карина еще приедет, — ответил я. — В ее должности надолго не отлучишься. Во всяком случае, отказа от нее не приходило.

Мы сидели за столом, вглядываясь то в темноту ночи, то в остатки догорающего костра, и по очереди распивали из горлышка одну из бутылок. Дитер упорно порывался открыть их все, хотя мы и без того уже изрядно набрались.

Марга, пристроившаяся на другом конце стола, тихо всхлипывала, положив голову на руки. Неужели и она хватила лишнего? Хеннер внимательно следил за мухой, которая возбужденно кружила над столом. Когда она села на рюмку с ликером, Хеннер раздавил ее большим пальцем, подушечка которого была у него еще в детстве неприятно широкой и плоской. Хруст лопнувшей под пальцами мухи пронзил меня, как удар тока. Хеннер вытер с пальца кровь о край стола.

— А сколько ты отправил приглашений? — поинтересовался он.

Его отвратительная манера изображать дружелюбие, чтобы потом невозмутимо вонзить тебе нож в спину, еще с детских лет действовала мне на нервы. Конечно же, я собирался пригласить и Феликса, но ведь он совершенно исчез из нашего поля зрения. А когда позже мы случайно узнали, что он работает где-то на угольном карьере, я постеснялся написать ему. Разве не воспринял бы он это как издевку — ведь получалось, что я хочу похвастаться перед ним своей усадьбой. Тут даже Анна была согласна со мной. Но это вовсе не значит, что мы питали предубеждение к Феликсу или его работе. А кроме того, я не имел его адреса.

— Придираться я тоже умею, — ответил я Хеннеру. — А что было бы, если бы идея встречи вообще не родилась? Да ничего!

— Ладно, кончим на этом, — сказал Хеннер.

ДИТЕР

Когда Марга принесла из почтового ящика открытку с приглашением, ее буквально распирало от любопытства. Я же, наоборот, был настроен скептически. Поведение Марги непредсказуемо. Все время приходится быть начеку — она способна выкинуть совершенно неожиданные вещи. Конечно же, я должен был ехать один, но она во что бы то ни стало хотела отправиться со мной.

— Ладно, — сказал я, — как хочешь. Хотя тебя ждет разочарование: это все равно что возвращаться в каменный век. Пресыщенные диабетики будут изображать каннибалов.

— А мне нравятся такие сборища…

— Тебе будет скучно.

— Ну что ж, я могу, конечно, отказаться, если ты непременно хочешь отправиться один.

— Нет, почему же, поедем вместе…

Говоря откровенно, это было не очень благородно с моей стороны. Мои предубеждения как бы заранее запрограммировали отношение Марги к затее Герда.

То, что в усадьбе должно было восприниматься ею как шутка, казалось Марге жалкой попыткой имитации сельской идиллии. Вина тут, конечно, лежала на мне. Но кто может быть настолько уверен в непогрешимости собственного образа жизни, чтобы проявлять терпимость к любым другим формам бытия? В общем, только после того, как я убедился, что Марга будет воспринимать все критически, я дал согласие на совместную поездку.

Правда, если бы мне была известна подлинная подоплека приглашения Герда, скажу твердо: я ни за что бы не поехал. Свою усадьбу он демонстрировал как некую рекламную вывеску — не случайно же он собрал нас вместе не сразу после своего поражения, а спустя время, когда приобрел имение. Это соответствовало его характеру. Он принадлежит к тем людям, которые признаются в собственной слабости лишь после того, как вновь обретут силу.

Помнится, однажды на перемене Герда привели в учительскую с разбитой головой и бинтовали ему раны.

Он сказал, что поскользнулся на каменном полу уборной. На самом деле его там избили двое деревенских мальчишек. Так вот, в этом он признался нам, только когда, по очереди подкараулив своих обидчиков, в одиночку разделался с каждым из них.

Уже в первый вечер я заметил, что в отношениях между Гердом и Анной не все нормально. Они разыгрывали настоящий спектакль. А усадьба служила им декорацией, призванной замаскировать проблемы их личной жизни. И все же это им не удавалось.