Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

— Ах вон что! Тебе понадобился повар. А нам еще надо в «Славию», — вспомнил я. — Я Колману пообещал представить свою дикарку. Знаешь, он зовет тебя дикаркой.

— Да все успеем, — сказала Ладена, — не паникуй заранее.

— Думаешь, все?..

— Оставь!..

— Я говорю о семинаре. Мне надо быть готовым к понедельнику.

— Тебе это надо было еще к тому понедельнику. В общем, не разговаривай, беги. Вон твой трамвай. Постой! Поцеловать меня разве не надо? Не забывай этого, Алеш…

— Я ведь тебе уж говорил!..

— Об этом не говорят…

— Пойми… Мне нужно доказать им…

— Уже три года нужно… Знаю!

— Значит, во сколько?

— В шесть.

— Я куплю сигареты…

— Лучше купи еды. Мама мне не прислала денег, думала, я приеду.

— Ты напиши ей. Будь! И что я поздравляю…

— Помню, помню! — помахала мне Ладена.

Жизнь была сказочно прекрасна. Мир наполняла музыка. Вечером я бросил взгляд на себя в зеркало. Волосы чуть потемнели за зиму, но отросли. А вот рубашка мне не нравилась. Надо купить другую. А на какие шиши? Папа перестал давать мне деньги — дальнейший обдуманный ход в наступлении на меня. «Ничего — заработаю!» — успокоил я себя. Начну переводить с русского или продавать в палатке зелень по субботам и воскресеньям. Некоторые ребята у нас на факультете делают это годами. Пепик Станку освоил даже узкую специализацию по каштанам. Две девочки у него их продавали, а он заключал договор с дирекцией кафетерия. Только доставлял по утрам товар и тележку, а вечерами отвозил на склад. Я в задумчивости погладил рукой подбородок. Щетина. Не забыть электробритву. Надо взять в общежитие бритву и полотенце. Что еще? Я стал записывать каждый предмет на листочке.

И едва не забыл, что придется захватывать лыжи и тренировки.

* * *

С пятницы на субботу нам спалось отлично. Общежитие наполовину пустовало, кухня была свободна, и, пока я варил спагетти, Ладена стирала. Когда поужинали, я подсел к ней и взял за руку. Вид у Ладены был усталый.

— Голова кругом идет, — сказала она. — Вишня не сделала, что обещала, а я теперь отдувайся. Кошмар сколько вычислений. Скорей бы уж каникулы!

При этих словах она мечтательно потянулась, запрокидываясь на диван. Потом сказала:

— Сегодня будешь отсыпаться!

Когда я уже задремал, Ладена все еще сидела над бумагами за столиком.

В субботу мы встретились с Колманом и посидели в «Славии». Он был при деньгах, пригласил нас, повторял:

— Заказывайте, что хотите, пока это еще возможно — вот как женюсь, тогда будет сложнее…

И все поглядывал на эту свою пигалицу. Мы проболтали вчетвером до вечера.

Простившись с ними, мы решили, что пойдем пешком, и сделали оплошность. Стал крапать дождь и, когда мы уже почти дошли до общежития, превратился в настоящий ливень. Даже в комнате с нас еще капало.

Я снял с себя все мокрое и натянул пижаму. Из рюкзака я мог бы достать тренировки, но ощущение чистой пижамы на теле всегда доставляло мне удовольствие.

— Оставь, Алеш, — сказала мне Ладена, когда я попытался заломить на мокрых брюках складку, — я тебе их отглажу, когда высохнут.

Мы заварили чай. Когда допили, вытащили одеяла и забрались в постель. На улице, не переставая, лило. Мы оставили одну настольную лампу и негромко пустили магнитофон. Я вспомнил, как мы с Ладеной познакомились, как она болела и я всю ночь ходил смотреть на нее, — и неожиданно почувствовал, что без Ладены не смогу прожить и дня. Но говорить с ней начал не об этом, а о Колмане.

— У него умный взгляд, — сказала Ладена и бросила нам на диван еще одну подушку. — Но он фразер. Чудовищный фразер. Я бы его не вынесла.

— Ты всегда будешь так критична к моим друзьям? — сказал я. — А как тебе его пигаличка? Мне понравилась.

— Тебе понравится любая умело подмалеванная и причесанная бабенка.

— Много ты знаешь!

— А зачем ты на них пялишься? Я вижу.

— Я пялюсь?!

— И заигрываешь с продавщицами. Когда-нибудь ты женишься на продавщице… точно!

— Ничего ты не знаешь! Теперь-то уже нет.

— Сказала бы я тебе…

— Сказала бы что?

— Что много ты болтаешь.

— А ты много пьешь и потом опрокидываешь рюмки.

— Подумаешь, нельзя разочек сделать глупость!

— Можно, пожалуйста.

— Спасибо, что сказал.

— Я говорил тебе и другое, а ты не выражала радости.

— Что, например?

— Ты вообще слушаешь? Что никого, кроме тебя, уже не захочу.

— А, это я давно знаю, глупенький.

— Ты рада?

— Может, написать расписку? Дай карандаш.

— Потом…

— Когда потом?

— Не злись. Скажи только, понравилась тебе колмановская барышня?

— Почему нет? Капельку заносчива, и эти брючки в поясе и в боках чересчур узки… Мне все казалось, они вот-вот лопнут по швам.

— Все ты замечаешь.

— И она не глупа. В туалете сказала мне: очень правильно, что тебя закадрила. Но его, говорит, только надо еще воспитать.

— А еще что она говорила?

— Что на неделе мы созвонимся. Хотела показать мне фотографии из Польши.

— Это не существенно. Меня интересует, что она еще говорила обо мне.

— Да ничего больше не говорила. Теперь угомонишься?

— Возможно…

— Ну так пусти. Я хочу вычистить зубы.

— Погоди немного. Теперь — нет. Теперь уж, честно, — нет… И будешь слушаться!..