— Не так ему чё-то! — разозлился Вик. — Чё, блядь, не так-то? Мало ли, откуда у неё пальтишко это! Может, там и не работает уже ни хера!
Но он всё-таки оставил в покое мешок.
Пётр осматривал тело. Чёрный снег падал на синие губы девушки, на её опущенные веки.
— Опять небось перебои будут, — сказал Вик каким-то будничным голосом, словно и не было рядом тела бездомной в термопальто.
— Ты про снег?
— Ага. Они ж там это, на пределе возможностей уже. Опять эти ху…
— У неё шунт! — Пётр показал на маленькую татуировку в виде иероглифа на шее.
— Да ну! — Вик недоверчиво качнул головой. — Чё за чушь? Татуху, небось, сделала и всё. Какой ещё шунт! Да и шунт — режим паники бы сработал. Хотя…
— Татушку сделала, — кивнул Пётр, — термопальто украла. Замёрзла до смерти при этом. И выглядит, как типичная бомжиха, конечно же. У тебя всё просто, да?
— Ладно! Я и не говорил, что она замёрзла. Мне-то по хуй на самом деле. Замёрзла, не замёрзла. Особенно, когда третий приём. А ты смотришь, так смотри. Если у неё действительно шунт, то я…
Пётр перевернул тело.
— Интересно, — Вик сощурился, уставившись на газовой фонарь над подъездом, — а живёт кто в этой халупе? Тут же вроде пустые районы. Но кто фонарь тогда повесил?
— Наверное, бомжи в дорогой одежде.
— Да отъебись ты! Мы ещё парочку таких тут найдём, зуб даю! Просто фонарь этот… Если б не он, я бы и не заметил её ни хуя.
— Смотри! — Пётр раздвинул волосы девушки на затылке. — Удар. Тупым предметом, судя по всему.
— Ага. — Вик присел рядом. — Ударилась, когда упала, может? Или влепил кто. Не похоже, чтобы она окочурилась от этого.
— А ты чего, медик у нас?
— Слушь, хорош, а! Люди, когда падают, обычно стукаются. Положим, шунт у неё. И чё? И пальта эта дорогая. Тупая дура, мать её блядь, из дома сбежала, накраситься забыла, мозгов нет, пальта поломалась, пока она тут наплясывала. Шунт ей, небось, райские кущи вокруг нарисовал. А тут, — Вик окинул взглядом плотно обступающую их темноту, — один большой засранный сортир.
— Надо группу вызывать.
— И ждать их два часа? А то и все четыре! И они приедут, блядь, бухие и злые, как черти. Думаешь, тебя по головке за это погладят? Давай в мешок её и пойдём! — Вик нахохлился и засунул кисти под мышки. — Я тут околею скоро. Да ты и сам бледный, как смерть. Чёрная метка есть? Есть. Значит, всё.
— Ладно, хер с тобой.
Пётр потёр лицо. Мёртвая девушка лежала ничком на асфальте, руки заломлены за спину так, словно он собирался её арестовать.
— Ждать тут и правда…
В этот момент пальцы девушки дрогнули.
— Чего за… — Пётр уставился на Вика. — Ты видел?
— Шунт же у неё! Мало ли, чё этот червяк в мозгах сейчас делает!
— Она ж окоченела почти!
Пётр перевернул девушку на спину. Плечи её внезапно сжались. Она издала страшный шипящий звук — видимо, застоявшийся в лёгких воздух резко, как на выдохе, вышел, — мотнула головой и затряслась, разбивая голову об асфальт.
— Чего за херня! — крикнул Пётр.
— Держи её, держи!
Вик попытался схватить девушку за ноги, но та неожиданно проворно лягнула его сапогом в грудь. Он испуганно захрипел, отшатнулся и, не рассчитав шаг, грохнулся на асфальт.
— Твою мать! — простонал он.
Покойница забилась в конвульсиях. Она будто хотела избавиться от чего-то, исторгнуть из себя инородное тело, которое разрывало её изнутри.
— Вот же пиздец! — прошептал Пётр.
Сердце у него молотило так, что он едва мог вздохнуть.
Вик сидел на асфальте, нелепо расставив ноги, и таращился на бьющийся в посмертной агонии труп.
— Палка, — наконец выдавил он из себя.
— Чего?
— Палка, — повторил Вик. — Я сейчас принесу, — но так и не сдвинулся с места.
Мёртвая девушка затихла на секунду и встала на четвереньки, упираясь в асфальт локтями и неестественно отставив в стороны вывернутые, словно сломанные кисти.
— Да чего она… — пробормотал Пётр.
Голова девушки резко вывернулась, как у птицы. Глаза её по-прежнему были закрыты — она смотрела на Петра сквозь опущенные веки.
Вик поднялся и молча попятился к фургону.
— Ты куда? — прохрипел Пётр.
— Палка. Я за палкой.
— Какой ещё на хер палкой?
Вик не ответил и припустил по асфальту, размахивая руками.
Мёртвая девушка начала вставать.
Все её движения были резкими и оборванными. Её повело назад, и она чуть не завалилась на спину, но удержалась, наклонив голову, уткнувшись подбородком в грудь. Затем распрямила длинные, тонкие, состоящие из одних костей руки. Пётр следил за ней, затаив дыхание. Казалось, нечто невидимое помогло ей подняться — схватило за сухие запястья и дёрнуло вверх одним стремительным нечеловеческим рывком. Что-то вывалилось у неё из пальто и со звоном ударилось об асфальт, тут же затерявшись в складках темноты.