Совершенный изьян

— Ток это, — окликнул его парень, — в стакан с горячей водой, а не как-нибудь там ещё! Не вздумай в микроволновку его!

И загоготал.

1.10

Пётр насилу дожевал рыбный брикет и вытер ладонью рот. На сей раз брикет напоминал, скорее, протухшую говяжью печень, чем рыбу. Можно было подумать, что на фабрике забыли о том, какова рыба на вкус. Пётр плеснул в стакан водки и осушил одним глотком, надеясь избавиться от мерзкого послевкусия, но даже водка не помогала. Он встал, положил в раковину пустую тарелку, от которой всё ещё воняло гнилой печёнкой, вернулся за столик и закурил.

На улице давно стемнело. День для города завершился — на дороги выехали патрули СК, его коллеги в ржавых расхристанных фургонах, — а он только что расправился с поздним завтраком. Улица была черна. Густая сажа и неразборчивые серые мазки — полоска неба, панельные дома. Над улицей проступали, точно наложенные изображения, его лицо в клубах дыма, старая микроволновка с приоткрытой дверцей, бутылка водки на столе.

— Добрый день! — сказал Пётр отражению и потянулся к бутылке.

Его двойник согласно кивнул. Другой, параллельный стакан возник из пустоты, покачнулся, предлагая ответный тост, и исчез, затерявшись в бликах.

Вкус тухлой печёнки наконец сменила водочная горечь. Правда, после нескольких затяжек разошлось сердце. Подняв кисть с сигаретой, Пётр увидел — в отражении, поверх темноты, — как трясутся пальцы.

Пошла уже третья неделя после перевода, но к новому графику он привыкнуть так и не успел. Ночью боролся со сном. Днём страдал от бессонницы. Наверняка и сердце пошаливало от ночной работы.

Пётр с сожалением потушил сигарету, налил в стакан воды из-под крана и поставил в микроволновку. Режим разморозки. «Начать приготовление». Микроволновка засветилась, погудела и, негромко звякнув, погасла.

Пётр вышел в гостиную с двумя стаканами. Один — с водкой. Второй — с разогретой водой. Дзынь ждал его на диване. Пётр поставил стакан с водой на стол, бросил в него кристалл, а сам уселся на диван.

— Сеанс номер два, — усмехнулся он и нацепил дзынь.

Сеанс.

Уже нажав на синюю кнопку, Пётр подумал, что стоило сначала установить соединение с кристаллом и только пото́м кидать его в мутную воду, где его с трудом получалось разглядеть, но дзынь легко справился со своей задачей. В стакане с водой запульсировала красная точка.

Варианты авторизации.

Пётр нарисовал в воздухе спираль.

На сей раз Синдзу появилась посреди комнаты. Она стояла рядом со столом. Её худое мальчишеское бедро упиралось в столешницу.

— Привет, — сказал Пётр и, выдохнув, глотнул водки.

Тошнота после омерзительного перекуса отпустила, но в груди нарастала тяжесть. Пить больше не стоило. Но выпить хотелось.

— Привет, — повторил Пётр.

Синдзу качнула головой — так, словно только что его заметила — и улыбнулась.

— Привет. Ты — другой.

— Знакомая песня! Я — другой, я — не такой. Скажешь чего-нибудь новое или как?

Синдзу постучала пальцами по столешнице. Пётр отчётливо услышал, как её ногти касаются пластиковой поверхности стола.

— Но ты знаешь волшебство, так что…

— Чего-нибудь новое! Пожалуйста, скажи мне чего-нибудь новое!

Пётр отхлебнул водки и кашлянул в кулак. Синдзу чего-то ждала, глядя на него с надменной улыбкой. Постукивала ногтями по столешнице.

— Расскажи о себе, — попросил Пётр.

— Я, — Синдзу прислонила к груди ладонь, — Синдзу. А ты…

— Ты — Синдзу, я — другой! Это я уже знаю. Расскажи про свою хозяйку.

— Хозяйку?

Между бровей у Синдзу прорезалась тревожная морщинка. Она стала расхаживать по комнате, зябко потирая худые плечи. Двигалась она красиво и плавно — даже слишком плавно, словно искусно подражающая движениям человека кукла. Ноги больше не проваливались в пол.

— Девушка, которая тебя записала. Создала. Не знаю, как объяснить. Ты знаешь, что с ней…

Пётр не договорил и заглянул в свой стакан — из-за дзыня водка казалась синей, как техническая жидкость.

— Ты имеешь в виду мою подругу, — Синдзу остановилась, — мою Пан-Йон. О, — она мечтательно посмотрела в потолок, — я так много могу о ней рассказать.

— Твоя пан… Подруга, хорошо. Расскажи мне о ней. Почему она сбежала из дома?

— На то было много причин. Я расскажу, да. Прежде всего — мы решили это вместе. Это было наше совместное решение, меня и Пан-Йон.

— Вы решили вместе?

— Да, — кивнула Синдзу. — Нам было очень плохо там. Очень плохо. — Она обхватила себя за плечи. — Мы страдали там. Пан-Йон страдала там каждый день. Мне было тяжко смотреть, как она страдает там.

— Её что, били?

— Там всё было просто. Понятно и просто. Слишком понятно и просто. Ты понимаешь?

Синдзу резко обернулась, но посмотрела не на Петра, а куда-то в сторону, на оконную раму.

— Ты понимаешь? Там не было настоящей жизни. Ведь жизнь — это выбор. Без выбора нет жизни. Ты согласен?

— Допустим. Продолжай.

— Мы мечтали о настоящей жизни. Жизни, полной возможностей.

Пётр снова приложился к стакану. Руки у него тряслись.

— И какие же возможности она получила? Возможность сдохнуть?

— С Пан-Йон теперь всё будет хорошо, — быстро заговорила Синдзу. — Всё будет хорошо. Обязательно. Ведь жизнь…