Совершенный изьян

Боль внезапно отпустила, а в темноте — как волны от солнечного прилива — прорезались широкие яркие лучи. Кристалл теперь казался Петру не окаменевшей личинкой, а прекрасным алмазом, в котором, как биение крохотного сердца, пульсировал живой свет.

Пётр ничего не чувствовал, словно покинул собственное тело и плыл в ярких лучах навстречу гнездившейся где-то вдалеке темноте. Он вдруг подумал, что оказался внутри рекламной постановки, как по минбану, когда тёплые волны призывного света приносят в серую комнату крепкий пивной напиток в цветастой банке или пакетированную пищевую кислоту. Пётр решил, что кристалл исчез у него из руки. Он крепко сжал ладонь, и камень тут же возник снова, только вместо искорки света внутри него появилась, подобного врождённому изъяну, песчинка темноты.

На секунду чувства вернулись. В животе растекался расплавленный свинец, пот застилал глаза. Пётр смахнул пот и вновь присмотрелся к кристаллу.

Что-то происходило. Пётр, скорее, чувствовал, чем видел это — по интенсивности света, который теперь уже не манил, а пытался вытолкнуть его наружу, обратно в наполненную болью комнату. Через мгновение всё исчезло. Свет сменила темнота, в которой неторопливо проявились белые стены, окно с видом на радиоактивный рассвет, разбитый терминал на полу.

В нос Петру ударил резкий металлический запах. Он сидел в луже густеющей крови. Кристалл выпал у него из пальцев.

Пётр по-прежнему не мог пошевелиться.

Комната чем-то отличалась от той, в которой он до этого находился. Освещение было другое. Всё вокруг затягивала синева.

Пётр улыбнулся.

Он даже не удивился, когда перед ним появилась Катя.

Она вышла из яркого пучка света и какое-то мгновение ещё сохраняла судорожную бесплотность духа — комнатные лампы просвечивали сквозь неё, а лицо её застилало туманом, как изображение не в фокусе. Но пото́м она окончательно воплотилась. Её пальтишко вздрогнуло, как от ветра, и прилипло к бёдрам от статического электричества. Она посмотрела на Петра и убрала прядь чёрных волос с лица. Запястье её руки туго перетягивал бинт.

Катя подошла к Петру и улыбнулась.

— Здравствуй, милый! — сказала она.

— Ты… — выдавил из себя Пётр. — Кто ты? Ты — она? Ты — Лиза или Катя?

— Так ли уж это важно?

Она коснулась его щеки, и Пётр почувствовал холод, исходящий от её пальцев.

— Важно. Это важно. Ведь ты…

— Я не то и не другое, милый! И в то же время я всё, что ты захочешь! Я — Катя, — она смотрела на него горящими тёмными глазами, — и Лиза тоже. Раньше моей Пан-Йон была только Лиза, но пото́м они обе объединились во мне.

— Боже! — пробормотал Пётр. — Она что, и правда создала своего призрака на основе…

— Я — всё, что ты захочешь! Я появилась недавно и давно. У меня миллионы лиц и…

— Одно лицо, — в ужасе сказал Пётр.

— Да.

— Какой кошмар!

Пётр затрясся.

— Почему?

— Ты, — проговорил Пётр, — настоящая ты, не успела мне что-то сказать. Но ты — не она. Ты не знаешь.

— Знаю. — Она заглянула ему в глаза. — Конечно, я знаю.

Она наклонилась к нему и скользнула языком по его губам.

— Ты и сам это знаешь.

Она присела рядом с ним на колени и жадно впилась в его губы. Пётр уголком глаза заметил, как под потолком, на границе его зрения, загорелся красный огонёк.

— Чего это?

Пётр отодвинулся от неё, и она печально улыбнулась — незнакомой, чужой улыбкой.

— Режим паники. Теперь маленький подарочек у тебя в голове работает. Боюсь, правда, они не успеют вовремя. Если вообще приедут. Но ты же сам знаешь, как это бывает, да?

— Знаю, — подтвердил Пётр.

— У нас совсем немного времени!

Она прильнула к Петру и просунула язык между его губами.

— Нет!

Пётр оттолкнул её. Она тут же распрямилась и сделала несколько шагов назад, словно все её предыдущие движения стали проигрываться в обратном порядке.

— Какой в этом смысл? Ты просто иллюзия, призрак…

— И что? — Она пожала плечами. — Разве ты не этого хотел? Зачастую иллюзия куда лучше, чем реальность, ведь так?

Пётр закашлялся, выхаркивая кровь.

— Я тебя пустила к себе. Тебе не потребовался магический жест. Я сама тебя пустила.

— Потому что тебя взломали! — прохрипел Пётр.

— Никто меня не взламывал. Я сама тебя пустила. Я знала, что это ты.

— Да какая разница…

Пётр снова зашёлся в раздирающем лёгкие кашле. Красный огонёк под потолком суматошно замигал — точно сигнал умирающей батарейки у пинга.

— Милый!

Она улыбнулась, и Пётр на секунду представил, что щеки её лопнули, обнажив ряды ровных, неестественно-белых зубов.

— Милый, не надо об этом сейчас! У нас осталось так мало времени! Самое главное, что мы вместе!

В уши Петру ударил нервно нарастающий свист. Красный огонёк истерично бился под потолком.

— Не обращай на это внимания!

Она присела с ним рядом, в лужу крови, и зажала ладонями его уши.

— Лучше поцелуй меня!

Она провела липким языком по губам Петра. Пётр попытался встать. Его ноги заскользили в крови.

3.37

Что-то заставляло его дышать, с силой, под огромным напором, закачивая в лёгкие воздух. Боль была чудовищная, но Пётр не мог даже закричать.

Он ничего не видел.

Удар. Снова удар.