Леонид Михайлович сел, порылся в столе и вытянул тоненькую распечатку.
— Заявка зонального эмбриологического центра. Помню-помню. Я полагал, что это насчет Записи.
— Вы же отказались, — удивился гость, — зачем принуждать?
— Ну… может быть, для коллекции? — мрачно пошутил профессор, устраиваясь в кресле поудобнее. Яичники народ основательный. Если запланирована часовая беседа — раньше не отвязаться.
Гость покачал головой.
— Вы сколько раз за последний год сдавали кровь и делали биопсию? Помнится, оперировались, и успешно?
Леонид Михайлович поднял бровь, но ничего не сказал.
— Вашего генетического материала в эмбриоцентре столько, что можно рыб кормить, — желчно сказал человек напротив, — стоило вас и меня отрывать от дел?
— Итак?
— Итак, давайте познакомимся. Я ведущий социолог Корабля. Мое имя Игорь Кант Пятый.
— Но вы же яичник? Э-э, простите, эмбриолог? — удивился Леонид Михайлович, — тем более имя у вас…
— Эмбриолог, конечно. Социолог — это специализация.
Леонид Михайлович кивнул и приготовился слушать далее.
— В Управление Корабля три месяца назад был подан проект вашей научной лаборатории, который предполагает всестороннее изучение возможности переоборудования двигательной части Корабля с целью существенного сокращения затрат корабельного времени во время движения в гейловом пространстве.
Леонид Михайлович кивнул снова.
— Именно так.
— Данный проект подан постольку, поскольку работы вашей, профессор Коломиец, научной школы, позволяют однозначно положительно ответить на вопрос о теоретической возможности такого сокращения.
— Именно так, — повторил Леонид Михайлович.
— Я уполномочен от имени Команды Корабля выразить беспокойство по поводу не столько физических, сколько социальных осложнений, которые может повлечь за собой изменение расчетного времени движения Корабля между точек выхода из гейлова пространства.
Леонид Михайлович вдруг резко почувствовал, как стучит кровь в левом виске.
— Вы сказали — от имени Команды? Мне не послышалось?
— Именно так, — подтвердил Игорь Кант Пятый, — управление Корабля не вмешивается в вашу работу, а вот Команда считает, что данный проект высоко опасен, даже сам факт его подачи желательно засекретить.
Профессор перевел взгляд за спину яичника на стену напротив. Ровно посередине стены прорисована линия горизонта. Лошади пасутся на широком поле. Через розовеющее небо тянутся полоски облаков.
Леонид Михайлович посмотрел через голову неприятного гостя на картину, нарисованную Наташей в старинном стиле «фэнтези» и пытался собраться с мыслями.
— Вы, что, утверждаете, будто вы член Команды? И имеете право приказывать?
— Вообще-то пока я не пытался отдавать вам какие-либо приказы. Мы беседуем как узкий специалист с узким специалистом, соотнося зоны компетентности. Если вдруг мне придет в голову повлиять на вас… прямо, а не информативно, тогда и только тогда будет предъявлен соответствующий документ. В принципе, он у меня есть. Но сейчас это абсолютно не важно.
— Вообще-то все эти легенды о Команде отдают совершеннейшей пошлостью, — сказал Леонид Михайлович, — тайное общество… особые знаки… бррр.
— Разумеется, все это бредни и белый шум. И секретности-то на самом деле особо никакой. Просто люди с очень высоким уровнем ответственности должны иметь какую-то согласованность действий. В большинстве случаев состав Команды почти совпадает с управлением Корабля. Ну, плюс пара-тройка экспертов типа меня.
Видите ли, Леонид Михайлович, наша обеспокоенность связана с тем, насколько предсказуемыми могут быть изменения, вносимые в расчетные сроки вашим проектом. Ритм жизни Корабля рассчитан — по множеству переменных — на столетия. Существуют специальные группы людей, которые обязаны этот ритм поддерживать… И не позволять раскачивать нашу лодку. Теоретически я могу просто запретить вам заниматься этим проектом.
— Просто запретить? — нахмурился Леонид Михайлович.
— Да. Просто не позволить. Так же, как старшему деверю вашей супружеской дочери (Леонид Михайлович поморщился — он не любил строгих формулировок по отношению к членам своей семьи) не было позволено экспериментировать с продуктовыми растениями. Что произойдет, если хотя бы часть пищи в Корабле не будет нести блокирующий выход яйцеклетки гормон? Вы можете себе представить? Я — не возьмусь.
— Ну, такие резоны я могу понять. Да и Виктор, кажется, в конце концов согласился с управлением. Но в чем угроза для Корабля моей работы? Мы же не предлагаем экспериментировать сейчас, прямо на ходу?
— Я хотел бы обсудить с вами два события… точнее, два исторических факта. Во-первых, третью Высадку. Во-вторых, криминальный взрыв в тридцатых-сороковых годах. Что вы о них думаете?
Леонид Михайлович невесело усмехнулся.
— Я думаю, что это два наиболее вопиющих фиаско, которые терпело Управление Корабля за последние сто лет. А если не считать эмбриоцида восемьдесят третьего, то наиболее вопиющие за всю корабельную историю…
— В этом я с вами согласен. А какие у вас предположения по поводу причин этих двух событий?
Леонид Михайлович пожал плечами.