Сотрудник ЧК

- Давай, бей меня по голове.

- С чего это?

- Бей, я отвечаю. Покажу тебе один прием - ахнешь!

- Смотри, Федюшка!

- Вот дурной! - загорячился Федя. - Думаешь, мне охота плюху получить? Говорю, значит, знаю секрет. Ты попробуй! Да бей же, говорят тебе!

Алексей усмехнулся и с сомнением спросил:

- Сильно бить?

- Ну, как можешь. Целься в лоб!… Давай!

Алексей пожал плечами, размахнулся и ударил.

Федя подскочил, хотел что-то сделать с его рукой, но не успел.

Плюха получилась крепкая. Отлетев шага на три, Федя сел на заглохшую клумбу. Рот его округлился, глаза посоловели.

- Ты что, Федюшка? - обеспокоился Алексей. - Я ведь не хотел, ты сам просил.

Федя помотал головой, сердито проговорил:

- Ишь, силы накопил! Я еще и приготовиться не успел…

Он встряхнулся и, растопырив локти, снова подошел к Алексею, похожий на нахохлившегося петуха.

- А ну, давай еще раз!

- Да брось ты, Федюшка, - сдерживая улыбку, сказал Алексей. - Так и мозги вышибить недолго!

- Бей, говорю! - разозлился Федя. - Мне Буркашин не так еще дает, тебе до него тянуться! Бей!

Чтобы не обидеть его, Алексей ударил еще раз, но не сильно, больше для виду. И тогда случилось то, чего он никак не ожидал.

Федя каким-то особым манером перехватил его руку в воздухе, нырнул куда-то под мышку, и не успел Алексей ахнуть, как ноги его потеряли опору, кусты и небо вкруговую поменялись местами, и он во весь рост шлепнулся на землю.

Оглушенный падением, он тотчас же вскочил на ноги. Федя прыгал вокруг, возбужденно кричал:

- Что, ловко? Ловко? Уразумел?

Теперь попросил Алексей:

- А ну, еще раз!

Повторили. И снова Алексей очутился на земле.

Потом Федя показал еще прием, как ломать руку, если нападут с ножом.

- Ловко! - признался Алексей. - Занятная штука, может пригодиться! Ты меня сведи к твоему Буркашину на досуге.

- Сведу! - пообещал Федя. - Мне не жалко…

Однако не скоро еще довелось Алексею постигнуть премудрости японской борьбы: досуга у него не было…

Хороший врач время, еще лучший - работа. В сбитом, но напряженном ритме сменялись облавы, допросы, обыски, расследования. За один только месяц Алексей удвоил свои познания о Херсоне. Правда, знания эти не украшали город, в котором он родился и вырос. В нем обнаруживались десятки бандитских «малин», грязных ресторанчиков, черных валютных рынков, притонов, где сбывались контрабандные товары и можно было за сходную цену достать так называемую «малинку» - чудовищную смесь из морфия, опия и хлороформа. Все эти злачные места кишмя кишели спекулянтами, анархистами-террористами, провокаторами, белогвардейскими и иностранными шпионами и прочей нечистью. Разбитая, но еще не уничтоженная контрреволюция защищалась яростно. Это была настоящая война, и, как на всякой войне, обе стороны несли потери. На Забалке были зверски зарезаны два молоденьких красноармейца из отряда ЧК - им не исполнилось еще и семнадцати лет. В перестрелке, вспыхнувшей среди бела дня на городском базаре, был тяжело ранен добродушный богатырь Никита Боденко. Выстрелом из-за угла ранили в голову Николая Курлина. Под крыльцо дома, где жил Брокман, бандиты однажды вечером подложили бомбу, спусковой механизм бечевкой соединили с дверной ручкой. Расчет был на то, что председатель ЧК позже всех возвращается домой. Спасла его чистая случайность: на бечевку наткнулась дворовая собака. Собаку разорвало, дверь разнесло в щепки, но в доме, к счастью, никто не пострадал…

Такие случаи считались в порядке вещей. Их даже не учитывали. Опасность была естественным свойством чекистской работы.

В насыщенных событиями трудовых буднях ЧК не оставалось времени для личных переживаний. И заповедным казалось все, что не было направлено непосредственно на работу…

С Марусей Алексей виделся редко. Она относилась к тому разряду засекреченных сотрудников, которых придерживали для специальных поручений. Чекисты постоянно ощущали на себе неусыпное зловещее внимание преступного мира, которому рано или поздно становились известны все, кто имел отношение к ЧК. Поэтому Марусе было категорически запрещено без крайней нужды общаться с кем-либо из «легальных», сотрудников, а тем более появляться в здании ЧК. Райком комсомола направил Марусю на работу в наробраз, жила она в общежитии где-то на улице Говарда, и Алексею за все время удалось только три или четыре раза перекинуться с нею несколькими фразами.

Но как ни случайны и кратковременны были их встречи, они всякий раз оставляли у него такое чувство, будто надвигается что-то большое, неясное еще, но радостное, чего словами-то и не назовешь. Словно из всего сложного мира, который, кстати, чаще обращался к нему самой мрачной своей стороной, неожиданно выделилась какая-то светлая точка, стала расти, расти и приняла в конце концов облик невысокой девушки с ямочкой на правой щеке, по-детски припухлым ртом и упрямой морщинкой между бровями.