Вышли они вместе. Было холодно и темно. У подъезда Алексей сказал Феде и Адамчуку:
- Вы идите, мне тут надо… заглянуть кой-куда…
- Ага, - проговорил Адамчук и покосился на Марусю. - Потопали, глухонемой, - взял он Федю под руку, - нам с тобой вроде заглядывать некуда. Бывайте…
…С минуту они стояли друг против друга. Алексей сказал:
- Идем, провожу!
- Ой, не надо, Леша!
- Пустое. Ночь, все равно уже…
И они пошли рядом по темным улицам, где на холодных неметенных тротуарах шуршали сухие листья и в воздухе уже пахло снегом. Оба долго молчали, не решаясь и не умея начать разговор. Потом Маруся споткнулась, Алексей неловко поддержал ее за локоть. Маруся локоть не отняла, но отвела его подальше, держа под острым углом, и они почему-то пошли очень быстро, точно опаздывали куда-то…
Так и подошли к Марусиному общежитию, не обмолвившись ни единым словом. Только у крыльца, когда нужно было прощаться, Алексей деловито сказал:
- За Фоминым присматривай, чтоб не забывался, а то обоих выдаст. Внимание к себе не особенно привлекайте. - И, сорвавшись с тона, добавил совсем так же, как она когда-то сказала ему: - Ты там поосторожней!…
Из ближнего окна падало немного света, и Алексей видел поднятое к нему лицо Маруси.
- Знаешь, Леша, - сказала она, - когда я приеду, что-то тебе скажу.
- Что?
- Вот когда приеду… Ну, прощай, до двадцать второго!
Он задержал ее.
- Говори сейчас!
- Сейчас нет. После…
- Тогда я скажу.
- Ну?!
Он слегка потянул ее за руку, но рука не поддалась, стала твердой и выскользнула из его ладони.
- Ну, ладно, когда приедешь…
Маруся засмеялась и взбежала на крыльцо.
Алексей постоял-постоял и пошел обратно.
Это была последняя их встреча и первый разговор, в котором хоть что-то стало ясно…
В БЕЛОЙ КРИНИЦЕ
И началась операция, простая, заурядная, со своей героикой и со своим трагизмом, операция, каких много было в ту беспокойную пору.
На утро оформили документы и переодели Федю в штатское - он выглядел в нем не старше пятнадцати лет. Подрядив на базаре попутную телегу, Маруся с Федей уехали. А спустя шесть дней из Херсона выступил отряд Филимонова.
В один ночной переход, объезжая деревни, он достиг мельничного хутора в десяти верстах от Белой Криницы. День прошел спокойно, бойцы отдыхали, чистили коней. Погода выдалась скверная: холодный дождь с ветром, и на мельницу никто не приезжал. Алексей устроился на сеновале, хотел уснуть, но сон не шел к нему. Чем больше он думал об опасностях, которым подвергались Маруся с Федей, тем значительней они ему казались. В центре «черного» района, фактически беззащитные (Адамчук запретил брать с собой оружие: видно, не очень доверял Фединой выдержке), лишенные возможности в течение долгой недели рассчитывать на какую-либо помощь. - каково им было там! А что, если в деревню наедут бандиты?
Работа не клеилась, все валилось из рук. Шесть дней, прошедших с Марусиного отъезда, Алексей прожил словно в каком-то мутном оцепенении. По его настоянию отряд Филимонова выступил на сутки раньше срока. И прибыл вовремя…
В десятом часу вечера Филимонов позвал Алексея пить чай к мельнику. Не успели сесть за стол, как в сенях затопали, дверь ударила в стенку, сбив стоявшее на табуретке ведро с водой, и в комнату влетел Федя. За ним всунулись чоновцы из дозора.
Федя был без пальто. На стоптанные ботинки комьями налипла грязь. Штаны и розовая, в горошек, рубаха были мокры насквозь. Волосы, распавшись на пробор, прилипли к искаженному лицу.
- Скорей! - крикнул он с порога. - Братцы, родненькие, скорей!
Алексей, рукавом сметая чашки на пол, бросился к нему…
- Что случилось?!
- Маруся!… Смагины там…
- Где?
- В Белой Кринице!
- Маруся! Что Маруся?
- Замордуют ее! Смагин свадьбу затеял!
- По коням! - приказал Филимонов, хватая с лавки шинель.
Через несколько минут отряд мчался по степи. Ветер метал в лицо пригоршни дождя. Чавкала под копытами развязшая дорога. Гнулись к конским шеям бойцы. Сзади, на тачанке, кутаясь в попону, трясся Федя.
О многом сказали Алексею Федины слова.
«Свадьба!» Бандитская «свадьба»! Кто в ту пору не знал, что это означает! В селах и деревнях, затираненных бандитами, вербовали атаманы девушек на короткую забубенную любовь. Какой-нибудь расстрига-поп в несколько минут окручивал их, используя, вместо аналоя, уставленный бутылями стол, шумел над деревней пьяный разгул со стрельбой и матерным ревом, а потом, попировав, атаман неделю-другую таскал свою жертву за собой по степи в тачанке, а то, случалось, бросал уже наутро, после «свадьбы». Много было в деревнях таких несчастных; раздавленных позором, зараженных мерзкими болезнями бандитских «жен», отмеченных на свою беду недолгим вниманием веселых атаманов.
Перед глазами Алексея стояло смазливое, с светлой бородкой и красными пятнами на переносице лицо «студента». Он вспоминал его недобрый взгляд, и страх за Марусю теснил грудь.
Скорей! Скорей! Только бы успеть! Только бы добраться вовремя!
В эти минуты он даже забыл о Маркове…
А случилось вот что.